С журналистами беседовали главный режиссёр, заслуженный артист России Владимир Бондаренко, директор театра Ангелина Шершень, заведующий труппой, заслуженный артист России Игорь Мазур и актёры Марина Парфенова и заслуженный артист России Андрей Курицын.
Материал публикуется с незначительными сокращениями.
За кулисами
Журналист: Сколько всего артистов (в НЭТ)?
Ангелина Шершень: 44.
— Вы вернули свою прежнюю публику после кризиса или нет?
Владимир Бондаренко: Об этом можно будет (говорить) через какое-то время. Наверное, какая-то часть людей, я думаю, совсем небольшая, она вернулась. Для того, чтобы вернуть публику, нужно сделать не один спектакль и надо доказать право этого возвращения. Потому как очень всё легко рушится и очень сложно строится. Поэтому говорить о возвращении публики можно будет, наверное, через 3-5 премьер. Мы тогда поймём это точно… Но сейчас заполняемость зала лучше, чем в прошлом сезоне, наверное, процентов на 25 точно лучше. Я почти каждый вечер в театре, и когда сам играю, и иногда просто захожу посмотреть на 20-30 минут — то есть, каких-то пустых залов я пока не видел. Видел не совсем заполненные, скажем так, или совсем заполненные. А пустых, полупустых залов пока не видел.
— Владимир Владимирович, как долго вы намерены совмещать художественное руководство и игру в театре?
Владимир Бондаренко: Этот вопрос должен был быть первым. Выбирать рано или поздно придётся. Хотя есть такие аналоги, но я думаю, что это не совсем правильно.
У меня планы строятся на некоторое время вперёд… Естественно, в ноябре 2019 года по поводу Молодёжного театра у меня было абсолютно полное понимание того, что будет происходить в 2020 году. Поэтому, как минимум, я должен довести эти планы и, может быть, не начинать новых, а их кому-то передавать.
Это опять вопрос о том, что если 29 июня будет продлён контракт здесь… Мы можем об этом рассуждать гипотетически, что произойдёт — ведь никто не знает, например, кто, как, чего и какое письмо может написать. Или депутат какой где-то может что-то там, понимаете, найти… или не найти. Мы можем только предполагать.
Поэтому 2020 год будет в определённой степени сложен. Хотя, если там (в «Молодёжном») довольно всё налажено, здесь в театре существуют большие проблемы с дисциплиной. Причём, как ни странно, пока с дисциплиной не у артистов, которым за 40 лет, а у тех, кому за 20. Здесь очень слабая дисциплина в театре. И у цехов, и у молодых актёров. Поэтому для того, чтобы что-то делать, нужно вот это наладить.
Иногда это больно и приходится наказывать, но я буду этим активно заниматься, дисциплина будет строжайшая, но в разумном плане: это не тюрьма, не армия. Здесь мне не надо чинопочитания, лизоблюдства или что-то ещё. Рабочая дисциплина: приходы на работу, уходы с работы, подготовленность к репетиции — я это имею в виду.
Молодые актёры приходят на репетицию с телефонами и, пока пауза, они там что-то рассматривают, мотивируя тем, что здесь вроде текст роли! Для меня это такие вещи… всё равно, что сейчас пытаться на костре готовить суп. Я, когда увидел это, просто в культурном шоке пребывал. Ну, я думаю, что за месяц налажу это очень оперативно.
Журналист: Владимир Владимирович, скажите, пожалуйста, вы говорили, что при Отаре Ивановиче театр был театром-праздником. Станет ли он театром драмы? И возможна ли смена названия?
— Не-не, вы меня неправильно поняли. Спектакли драматического содержания — они, на мой взгляд, являются бОльшим праздником. Если происходит какая-то химическая реакция в душе, то это бОльший праздник! Допустим, посидеть на «Короле Лире» и выйти в слезах или, наоборот, с каким-то жутким адреналином, чтобы пойти переписать завещание со своих дочерей – это бОльший праздник, чем выйти довольным после спектакля, допустим, «Номер 13». Я вот об этом празднике говорил.
Журналист: Возможна ли смена названия?
— А зачем? Театр – это всегда эксперимент! Любая постановка, у любого режиссёра, в любом городе, в любое время. От «Колобка» до «Гамлета». Это есть эксперимент: что получится — никто не знает. Это эксперимент анализа человеческой души, препарация её. Хорошим режиссёром, бездарным, великим, но это — эксперимент всегда. Поэтому я не вижу смысла инициировать переименование театра. Если он так родился, он такой есть.
Назвать его как-то традиционно, как они во всей России — драматический театр? Он был имени Горького, если вы помните, в Волгограде. Ну, теоретически, это тоже катастрофой не будет, никто никуда не рухнет. Но для чего это?
Журналист: Скажите, пожалуйста, в связи с такой вашей загруженностью сократите ли количество своих выходов на сцену в качестве актёра?
— Если говорить серьёзно, то я для себя ответил, что играть обязательно надо, хотя бы 3-5 раз в месяц для того, чтобы иметь какую-то форму и физическую, и для того, чтобы на репетициях с актёрами разговаривать на одном языке, чтобы не отдаляться. Я считаю, что играть надо… Но не много.
Журналист: Скажите, пожалуйста, в финансовом плане… «Театр на Таганке». После гастролей говорили, что театр за собственный счёт проводил всё это.
Ангелина Шершень: А за какой счёт может ещё?
Журналист: Может быть, это сверху какие-то… Насколько они окупились? И в плане предстоящих премьер тоже. Для этого выделены были средства из бюджета или вы собственными обходитесь?
Ангелина Шершень: По поводу «Театра на Таганке», окупились или не окупились – это некорректно об этом говорить. Я говорю о том, что театр НЭТ пригласил «Театр на Таганке» для того, чтобы осчастливить волгоградского зрителя. Это всё было сделано на собственные средства театра. Соответственно, проданные билеты, гонорары все были выплачены тоже нами. Всё за счёт внебюджета.
Теперь по поводу новых постановок. По государственному заданию бюджет Волгоградской области предполагает выделение средств на заработную плату для этих новых постановок. Соответственно, средства на декорации, на костюмы, на оплату гонораров режиссёрам, художникам, сценографам — это всё внебюджет. Это средства, заработанные театром НЭТ.
Владимир Бондаренко: Театр их, собственно, для этого и зарабатывает. Для доплаты работникам театра и для осуществления основной деятельности.
«Ваши творческие планы»
Журналист: Губернаторские гранты какие-то получает театр?
Владимир Бондаренко: Да, но грант объявлялся в 2019-м, теперь будет в 2021 году.
Ангелина Шершень: Когда губернаторские гранты были придуманы несколько лет назад, они были каждый год. А последние 4-6 лет раз в два года выделяются. Вот в 2019-м случился грант губернатора, НЭТ участвовал, но не победил. Будем ждать 2021 года. Возможно, мы заявимся на грант губернатора, потому что это реальная поддержка. Мы за всю историю выигрывали 4 гранта губернатора. До сих пор идут спектакли, на которые были потрачены гранты.
Журналист: А за президентские гранты бьётесь?
Ангелина Шершень. Да, мы пытаемся. Как говорил Леонид Борисович Пикман, 7 раз он подавал, пока не выстрелило. Ну, мы подавали пока два раза и пока не выстрелило. Будем продолжать.
Журналист: «Ленком» вы с чем приглашали?
Ангелина Шершень: «Ленсовет». Они вышли сами на нас… в рамках гастрольного тура по России. Пока это в обсуждении, потом это будет апрель, мы сообщим название. И ещё такое немаловажное событие в планах на 2020 год у нас: в конце марта, с 24-е по 29-е, ожидаем на нашей площадке «сНежное шоу Славы Полунина». Продажа билетов будет в кассах города и в нашей кассе театра, и у партнёров. После январских праздников начнётся продажа билетов. Я с ними буквально каждый день на связи. Неделю назад мне звонят: «Мы во Франции», а ещё неделю назад — «Мы в Америке». То есть, они путешествуют по всему миру, и вот они в первый раз в ЮФО, и именно в Волгоград, и именно в НЭТ. Когда мы тоже начали вести переговоры, я говорю: «Понимаете, мы репертуарный театр, вы вообще видели нашу площадку? Мы не для этого!». А они говорят: «Нет, мы работаем как раз с драматическими театрами».
Владимир Бондаренко: В общем, это уже договорено точно, они приезжают.
А 6 марта будет день памяти, вторая годовщина смерти Отара Ивановича. Мы приняли решение в этот вечер сыграть, наверное, одну из лучших его постановок последних лет — по двулогии «Царь Фёдор Иванович» и «Смерть Ивана Грозного» — спектакль «Цареубийцы». Этот спектакль получил «Серебряного витязя».
Журналист: А можно такой вопрос: озадачил выбор пьесы «Гроза». Почему вообще такой интерес к этой самой хрестоматийной пьесе всех времён и народов?
Владимир Бондаренко: Сейчас? Вы сами не догадываетесь? Да она вся про любовь и про измену! Это самое интересное! Разве вам не интересно, с кем спит ваша коллега? Или почему муж Наташи… пользует Свету? Это же самое интересное! Там же безумный сюжет! Это же триллер, любовный триллер. Она идёт по всему миру!
Журналист: «Горе от ума» останется?
Владимир Бондаренко: Мы готовы его сохранить (оживление, смех)… И даже Олег Викторович Алексеев уже частично выучил роль Фамусова, первый акт… Что вселяло надежды, что он может выучить и второй! Но тут абсолютно неожиданно, когда он открыл второй акт… актриса, которая играла Софью, сообщила, что она через несколько недель уходит в декрет. И она ещё только в начале пути, но играть она уже с декабря месяца не может, поэтому осуществить два ввода в чужой спектакль на две практически главные огромные роли… мне пока это представляется невозможным.
Поэтому с ним состояние, с этим спектаклем, такое… (пауза)… несколько подвешенное. С одной стороны, он с репертуара не снят, с другой стороны, надо серьёзно думать и, вероятно, уделять этому большое внимание, чтобы сделать два ввода. Или есть другой вариант – дождаться, когда она родит и сможет через несколько месяцев играть. Но тогда пройдёт ещё большее время. И такой вопрос возникает… Опять же Олег Алексеев может к этому времени забыть первый акт. Поэтому спектакль в подвешенном состоянии. Но он не снят. Он находится, так сказать, в багаже театра.
Ангелина Шершень: Если помните, у нас там шикарные декорации, костюмы…
Журналист: А два остальных спектакля?
Владимир Бондаренко: А два остальных спектакля мы прекратили эксплуатировать.
Журналист: Владимир Владимирович, в недрах НЭТа взросли два довольно неплохих режиссёра. Вы будете предоставлять им возможность хотя бы на Малой сцене пробовать свои возможности?
Владимир Бондаренко: Я уже сказал, что есть Малая сцена, она для самостоятельных работ. Если кто-то из актёров захочет самостоятельно осуществить какой-то проект, то никаких препон к этому, я считаю, быть не может и глупо их строить. Поэтому если кто-то изъявит желание самостоятельно заняться разработкой какого-то материала, то, я думаю, конечно, да.
— Ремонт планируется Нового Экспериментального театра? Его губернатор анонсировал.
Ангелина Шершень: Да, на сегодняшний день выделены средства комитету капитального строительства, который помогает нам в этом. Пока мы готовим проектно-сметную документацию. Но театр останавливаться (на момент работ) не будет. Ремонт будет делаться частями, чтоб не нарушать наш творческий процесс. Сами понимаете, театр останавливать нельзя. То есть, если будем менять зрительный зал, кресла, то это будет летом, когда спектаклей не будет. Конечно, прежде всего мы начнём с фасада. Если в помещениях у нас ещё световое оборудование, кресла и паркет мы поддерживаем как-то, то фасад требует… уже SOS кричит! Его нужно делать, и если ремонт начнётся, то прежде всего с фасада, потому что мы очень хотим и надеемся, что это совпадёт у нас именно с открытием храма Александра Невского 21 марта, весной. То есть, работа идёт, средства выделяются на это.
Владимир Бондаренко: Такие есть прожекты, и Андрей Иваныч, как и другим театрам, уделяет нам большое внимание.
О сложном
Журналист: Два вопроса. Первый: скажите, пожалуйста, один из двух спектаклей, которые сняли, с ним была связана детективная история о билетах поддельных… Закончился этот процесс?
Ангелина Шершень: Да, всё закончилось. Две недели назад, так как заявителем была я, пришло мне на личный адрес письмо о том, что дело прекращено за отсутствием состава преступления.
Журналист: Интересно. Второй вопрос: в следующем сезоне как будет осуществляться взаимодействие с институтом, со студентами? Какие планы у вас?
Ангелина Шершень: Опять же, не следующий сезон, а нынешний. Всё как раньше. У нас какие взаимоотношения с институтом: предоставляем им площадку для того, чтобы ребята здесь обучались. Используются спортзал, репзал, сцена… То есть, ребят мы видим каждый день здесь.
Игорь Мазур: К сожалению, в этом сезоне заканчивается обучение последней группы студентов, 4-й курс. И будет ли набор следующих, пока неизвестно.
Журналист: Вот я об этом и хотел спросить. Есть ли планы на набор?
Владимир Бондаренко: Я не знаю, что мыслит сам институт. Тем более сейчас, как вы знаете, там поменялся ректор.
Здесь абсолютно ни для кого не секрет – я не могу говорить про другие факультеты, — но театральный факультет в этом институте пребывал и пребывает в ужасающем состоянии, и они подготавливают практически профессионально непригодные кадры. Они обеспечивают только дипломами.
В этом институте, к большому сожалению, нет никакой базы для театрального факультета. Нет ни учебного театра, ни костюмерной, ни реквизиторской. Там абсолютно странные учебные программы, когда по полгода то танец, то сцендвижение, когда на втором курсе заканчивается предмет «сценическая речь»! То есть, там такой происходит «театральный роман»! И, конечно, очень сложно говорить об этом, потому что это находится в той ситуации, которая требует детального анализа, разбора и полнейшей перестройки.
Поэтому все курсы, которые существуют, можно назвать «студией при театре», студией, которые существуют при ТЮЗе, существовали при Новом Экспериментальном театре. Но, к большому сожалению, в каждом театре, если есть педагоги, которые могут как-то обеспечить обучение профессиональному предмету, мастерству актёра, то в театрах нету педагогов по сценическому движению. Как правило, очень мало по танцу, потому что сейчас много хореографов, владеющих только современным танцем… Всё это вызывает определённые вопросы, а на выходе получаются не профессионально подготовленные студенты.
Никто не умеет разговаривать, все говорят на связках, срывают голоса, двигаются так, что я лучше двигаюсь. Хотя я вообще никогда не умел этого и не умею, хотя и обучался. Вот поэтому набор курса – и вопрос. Допустим, я смогу набрать двух-трёх людей, которые, я буду понимать, что они смогут преподавать мастерство актёра, все эти дисциплины, другие… Педагоги по сценической речи – их нету в театре. Это можно уметь, знать, мало даже самому хорошо говорить. Если мы уже выпускаем и сейчас к нам подходят на выходе ребята с такой программой обучения, то чего брать ещё одних?
Поэтому сначала нужно решить вопрос, кто может преподавать прежде всего профессиональные дисциплины, что это за учебная программа? Вы знаете, что, допустим… Вот я вам открою секрет, что в этом институте такого предмета, как фехтование, нету вообще, ни одного часа! Есть сцендвижение полтора года и там есть 4 часа на фехтование! Нет такого предмета, представляете? В (нормальных) вузах существует фехтование и конкретно сценический бой, но там фехтование занимает основу и есть элементы владения ножом, стилетом и так далее. Здесь это всё отсутствует!
Я вот с этим столкнулся лично. Вот сейчас в октябре вышел «Сганарель» в Молодёжном театре. Слава Богу, ставил Сарвин, который владеет этим. Он говорит мне: «А у вас никто даже не знает шпагу за какой конец брать». Слава Богу, он владеет, и он сам поставил бой. Он ставил с ними бой — и для них это было невероятно, какое-то приключение. Потому что они все выпускники волгоградского вуза. Ну, это уже не моя епархия, я не знаю. Поэтому здесь вот к слову «набор» надо очень аккуратно относиться, возникает очень много вопросов.
Журналист: У вас есть выпускники этого института?
Владимир Бондаренко: Конечно, есть. 99% выпускники Волгограда. Других нет. Сейчас отрубили эту возможность уезжать, показываться. Уже ни квартиры, ни зарплаты, ничего для выпускников — где учатся, там и остаются. Где родился, там и пригодился.
Андрей Курицын: Раньше «покупатели» были: приезжали со всех городов, со всей страны приезжали. Смотрели спектакли, отбирали студентов, заманивали их как-то. Я сама лично не в один театр ездила. Сейчас этого нет.
В настоящее время о будущем
Журналист: Планируются на следующий год гастроли вашего театра?
Ангелина Шершень: По программе «Большие гастроли» мы едем в Тверь. Это обменные гастроли. Это последняя неделя сентября. Мы в Тверь — они к нам с тремя спектаклями. И, конечно же, мы поедем по области, потому что Андрей Иванович письмом комитету культуры распорядился. Скорее всего, это будут Михайловка, Фролово и Урюпинск. Это будет у нас, скорее всего, июнь.
Журналист: Как вы будете дальше работать с прессой? Собираетесь ли приглашать нас на сдачи спектаклей, на премьеры?
Владимир Бондаренко: Я думаю, что могут быть какие-то (специальные) показы, потому что, если мы будем набивать 600 мест в зал бесплатно, то нам это абсолютно не нужно. Я думаю, что мы будем решать так: наверное, за день или за два дня до премьеры будет показ, куда будут приглашены работники театра, коих немало, и так у нас принято, так всегда было. Вероятно, в эти моменты мы будем приглашать 10-20 человек, снимающих, пишущих — прессу, для того чтобы они имели представление. Потому что те же 20 человек пригласить на премьеру и отдать 20 билетов — это слишком финансово для театра накладно, не выгодно и не правильно.
И, наверное, в феврале мы это попробуем на «Скапене». Но пока ещё очень рано об этом говорить.
Журналист: Владимир Владимирович, скажите, остались ли в репертуаре не совсем удачные спектакли?
Владимир Бондаренко: Я вам скажу так: в каждом театре есть идущие спектакли в репертуаре, которые неудачные. Есть, конечно.
Журналист: А стоит ли их тащить в репертуар?
Владимир Бондаренко: Подождите, подождите.. Что значит?.. Безусловно, стоит! Я сейчас не могу отказаться от этих спектаклей! Они неудачные (пауза) Понимаете… Ну, с каких позиций это рассматривать.
Спектакль может стать неудачным, если ему 25 лет, или 20, или 15, или 10. Потому что за ним никто не следил, он истерзан вводами, он мало эксплуатируется, большие перерывы (между показами) и так далее. Он превращается в абсолютно обыденное серое зрелище. И такие спектакли, ещё раз говорю, есть в каждом театре. Но в силу производственной необходимости спектакли эксплуатируются. Они как-то ремонтируются на ходу, или каким-то образом на них пытаешься влиять, чтобы они как-то взбодрились, встряхнулись, пыль немножко с них сбить. Это естественно.
Потом, просто так снимать спектакли – это самое лёгкое и самое неправильное. Репертуар, естественно, должен обновляться, и он должен приходить к тем позициям, чтобы они все были прямо как бриллианты, но для того, чтобы снять какой-то спектакль, нужно, как минимум, поиметь новый, удачный, хороший, соответствующий. И только тогда постепенно от каких-то спектаклей отказываться. Не сразу, как в прошлом году взяли и 15 спектаклей сняли…
Ну для чего это было сделано? Нет никаких объяснений. Я не бог весть там какой умный человек, но в силу опыта кое-чего понимаю и знаю, но у меня нет ответа, зачем взять и сразу снять 15 спектаклей из репертуара, если они не несут в себе насилия, призывов всяких и так далее.
Репертуар, конечно, должен обновляться, но чтобы обновлялся, нужно что-то сделать. И если спектакль пришёл действительно к такому состоянию, что от него надо отказаться – то надо. Это жизнь. Все спектакли имеют свой срок, имеют своё начало и свой конец.
Ангелина Шершень: И если спектакль кому-то там не нравится, а там 95-процентная заполняемость зала, есть ли смысл от него отказываться?
Владимир Бондаренко: Есть и коммерческий вопрос. По данному театру я могу сказать, что тут есть один спектакль, который нужно держать столько, сколько будет театр –это «Ромео и Джульетта»…
Ангелина Шершень: …на который идёт запись от зрителей на три спектакля вперёд. То есть, сегодня отыграли, в репертуаре на март его ещё нет, а уже есть три потребности в этом спектакле.
Владимир Бондаренко: Этим спектаклем открылся театр. Он был непонятным, будоражащим явлением в России. Я помню прекрасно 99-й год, когда я приехал на фестиваль в Екатеринбург, и когда узнали, что я из Волгограда, приехал с ТЮЗом, никто про ТЮЗ ничего не спрашивал, а все спрашивали: «Правда, что у вас на сцене фонтан?»
Журналист: Сколько раз уже показали «Ромео и Джульетту»?
Владимир Бондаренко: Это к Игорю Анатольевичу вопрос, он ведёт у нас счёт.
Игорь Мазур: 408 раз.
Ангелина Шершень: И ещё: если вы знаете, у нас в декабре уже прошли два спектакля, где «Ромео и Джульетту» у нас играет новый молодой состав. Новая пара в этом году. Алексей Жидков и Анастасия Семёнова.
Владимир Бондаренко: Вот этот спектакль нужно держать, за ним нужно следить, реанимировать. Нужны вводы, потому что все стареют. Раньше Алексеев играл Ромео — теперь отца Джульетты. Если продолжить эту тему, есть ещё спектакль «Маскарад», от которого тоже, я думаю, отказаться в данный момент практически невозможно. Я также понимаю, что пройдут ещё 5-7 лет и он будет нуждаться в серьёзнейшем омоложении. Вопрос, найдём ли мы 3-4 исполнителя на опорные роли, возникает уже сейчас у меня. А снять его тоже у меня рука не поднимется, а через 5-7 лет уже многие не смогут играть там в силу возраста. Потому что они тоже имеют все какие-то пределы. Вот, наверное, эту пару спектаклей я вот как бы так поставил особняком в плане того, что их нужно тянуть до последнего, ремонтировать их, и чтобы они были в репертуаре.
Журналист: Как у артистов настроение?
Андрей Курицын: Гораздо лучше, чем в прошлом сезоне.
Марина Парфёнова: Настроение должно быть всегда положительным.
Игорь Мазур: Вы можете на выходе посмотреть… Прямо по коридору пойдёте, там висит наше расписание, где написаны репетиции, спектакли. Просто посмотрите и поймёте, какое настроение. Плотный график, по три репетиции в день!
Владимир Бондаренко: Да, там черно от репетиций и спектаклей. Период очень тяжёлый, правда. Помимо спектаклей в день 2-3 репетиции. Сейчас в репетициях будет перерыв, но по три спектакля в день будет новогодних.
Журналист: Вопрос-совет: не планируете ли вы обновить галерею в вестибюле, поскольку там висят все такие молодые, некоторых и не узнать?
Ангелина Шершень: Если вы подойдёте к расписанию, там прям висит объявление: «Все артисты на фото». Мы их неделю назад отфотографировали.
Владимир Бондаренко: К 14 февраля откроется новая фотовыставка. Сейчас занимаемся этим. Всё это в процессе. Но мы эту выставку сохраним и назовём её «Эра Палеозоя. Санкт – Петербург, Кунсткамера». Новая будет, сейчас мы в начале пути, но, думаю, за полтора месяца мы всё сделаем.
Спасибо большое, давайте сделаем совместное фото.
Отдел культуры
