Новости вечера 12 мая имели ощутимый привкус гари.
Как сообщает пресс-служба ГУ МЧС России по Волгоградской области, возгорание возникло в 20:04 на ул. Чайковская. На месте происшествия работают пожарные расчёты, полиция и Росгвардия. К ликвидации пожара привлечено более 40 человек 15 единиц техники, из них от МЧС более 30 человек личного состава, 12 единиц техники. На месте пожара работает оперативная группа Главного управления.
Прибывшие на место происшествия пожарные обнаружили возгорание в жилом 2-этажном доме (размером 20х10м) по всей площади и складском помещении с пластиковыми материалами на площади около 600 кв.м.
Группировка сил и средств осуществляет проливку конструкций. На месте продолжает работу оперативная группа Главного управления. К ликвидации пожара привлечено более 40 человек 15 единиц техники, из них от МЧС более 30 человек личного состава, 12 единиц техники.
Довольно быстро стало известно, что огонь уничтожил дом и офис члена Экологического совета Волгоградской области, основателя компании «ЮФО — Переработка», лауреата конкурса «Имидж Волгограда», человека, который называет себя «планетным экологом», Романа Себекина.
Тот, кого пресса окрестила «Мусорным королём», приехал на встречу в майке, шортах и сланцах. Ранее мы не были представлены друг другу, поэтому я уточнил:
— Извините, это вы Король?
— Да, «мусорный король».
Пожар
— Что случилось 12 мая? До сих пор гуляет множество слухов, но мне хотелось бы услышать информацию из первых уст.
— Скажем так, мама неаккуратно обошлась с огнём. Каждые выходные она топит баню. В этот раз затопила и пошла в магазин. Вернулась, а там всё полыхает. Кроме того, в этот день был ветер сильный, может быть, что-то вынесло, угольки какие-то… Может быть, пожар был бы меньше и нанёс бы меньше ущерба, если бы ещё не ветер сильный….
— Имущество было застраховано?
— Нет, ничего не застраховано.
— Как же вы так?
— Ну… Абсолютно не приходило в голову, вообще. У нас всё было по максимуму безопасно обустроено. У нас всегда по территории шланги раскиданы, огнетушители, в домах специальные взрывные баллоны, которые, если вдруг пожар, взрываются и тушат всё сразу. Мы максимально старались себя как-то обезопасить, чтобы предотвратить это всё … Видеонаблюдение на территории, мама постоянно смотрит, всё контролирует. А здесь вот и меня дома не было, и мамы дома не было…
— И сотрудников никаких?
— Так воскресенье — никого, никаких сотрудников. Так бы, может, кто-то был бы, быстренько шланг подключили, огнетушителем затушили бы быстро.
— Загорелась баня, огонь перекинулся на…
— На жилой дом, мой. Да. Ну, у меня ещё ситуация такая. У нас ещё на территории были сложены лесоматериалы, поскольку у нас на территории нет газа — у нас электроэнергия. Отапливаемся зимой либо электроэнергией, либо дровами. И рядом с баней было порядка 20 кубов дров. Стеллажи порядка 15 метров длиной, в два этажа, все полностью стеллажи были все в дровах. И поддоны ещё, соответственно, деревянные. И вот это всё загорелось, всё было рядом с домом.
— Вам предъявляют претензии соседи?
— Ну, так… Есть два типа соседей: одни говорят «Да, отлично, классно, молодец, что перерабатываешь отходы!». Они даже приносят к нам пластик, чтобы мы потом их отвозили на переработку. Это один тип соседей. А есть другие, которые резко негативно относятся. Говорят: «Ты рядом с нами работаешь и нас травишь». Я говорю: «Ну, я не только работаю рядом с вами, я живу здесь же». Эти соседи писали жалобы, петиции и прочее. На следующий день после пожара пришла женщина: «Я, — говорит, — не зря на вас писала всё время, чтобы вы тут убрали всё. Теперь у вас всё сгорело, вот!». Типа «вот, теперь у вас всё сгорело и вас тут не будет».
— Вы как о пожаре узнали?
— Я узнал, может быть, минут через 30. Этот день вообще был так себе… Я накануне прилетел из Китая. Жена проколола колесо, бросила машину на Землячке. Я поехал делать колесо и машину забирать. Вернулся — жена сломала ногу, я повёз её в травмпункт. После травмпункта заехал по пути к друзьям, а мне звонят, говорят, что у меня дом горит.
— То есть, это не ваш день вообще был.
— Вообще не мой день, вообще. Началось всё с колеса и закончилось пожарищем.
До пожара
— Как давно вы экобизнесом занимаетесь? И насколько это вообще бизнесом можно назвать?
— Это именно бизнес.
Вообще я по образованию экономист, специалист в сфере налогообложения и вначале планировал работать либо в структуре МВД, либо в налоговой. Но у меня есть хобби — мне нравится конструировать. И когда я столкнулся с проблемой дефицита специального оборудования, я начал сам придумывать, сам конструировать. Я понял, что если буду работать на госслужбе, это будет самоубийство. Я там умру. Мне нужно творчество, мне нужна реализация своих планов, где можно что-то сделать полезное. Это тоже была дорога в экобизнес. С 2003 года я занимаюсь этим, уже больше 14 лет. А по большому счёту всё началось с желания построить собственный дом и начать бизнес. Основным мотивом было совместить эти две задачи. Решил заняться производством блоков, чтобы эти блоки можно было продавать и строить свой собственный дом.
— Ваше профильное образование никак не связано с этим родом деятельности. Откуда черпали знания?
— Ну, я много очень изучал… На тот момент, когда я решил заниматься своим делом, информации было практически ноль. То есть, были стандартные методы, допустим, производства блоков. Полистеролбетон как материал известен с 80-х годов прошлого века, но его можно делать только из первичного материала. А как его сделать из вторичного материала – никто не знает. Максимум можно добавить 10% «вторички», но только ту, которая сделана из хорошего материала.
— Речь идёт о создании строительных блоков из пластика?
— Изначально не из пластика — изначально они были стандартные, керамзитобетонные. Конкуренция была большая, аналогичных предложений на рынке было масса. Поэтому нужно было подумать, чтобы какое-то УТП сделать.
— УТП – это что такое?
— Уникальное торговое предложение. Чтобы выделяться из всех и чтобы быть если не единственным, то уникальным, так скажем. И вариант такой я нашёл — полистеролбетон. То есть, это смесь пенопласта с бетоном. Я много экспериментировал над составом, и друг посоветовал взять не целый, готовый пенопласт — первичное сырье, а отходы пенопласта, смешать их с цементом и получить тот же полистеролбетон, с такими же характеристиками, но только гораздо дешевле. Сначала эта идея была не особо принята мною, но потом, рассудив, что в этом есть зерно рациональное, я поехал на свалку… Взял там объём пенопласта и начал экспериментировать.
— И как пошло?
— Пошло-поехало. Шесть месяцев понадобилось для того, чтобы технологию с нуля до производственного этапа добить, чтобы можно было построить свой собственный дом в два этажа, чтобы всё было крепко и надолго.
— Дом это хорошо и понятно. Но у вас на территории был не только он. Там же ещё склад был?
— Не склад. У нас был пункт приёма вторсырья. В Волгограде на момент старта нашего бизнеса не было ни одного пункта приёма вторсырья. И я начал, может быть, одним из первых… Я вот точно не помню… Ну да, а ведь правда — я на тот момент был первым, кто сделал пункт сбора вторсырья. На сайте GreenPeace он даже был зарегистрирован. Потом, в 2013 году, мы начали по городу сетки ставить для раздельного сбора мусора и принимать вторсырьё.
Так вот, у меня на территории был как раз пункт приёма вторсырья, а оттуда мы перевозили всё на завод для переработки.
— В соцсетях и медиа есть материалы о том, что к вам неоднократно предъявлялись претензии. В чём их суть?
— Да это постоянно… Людей добродушных очень много. Со всех сторон. Кому-то нравится наша деятельность и к ней относятся с пониманием, а кто-то, наоборот, крайне негативно. Говорили, что я «самый плохой человек в мире», «самый ужасный загрязнитель природы».
— А как вы загрязняли природу? Какого характера были претензии?
— Ну, я бы тоже хотел узнать. Кто-то думал, что мы сжигаем пластик, кто-то думал, что мы его химически перерабатываем. Но на самом деле, по факту, мы его не сжигали и с химией не смешивали. Мы его размягчаем до состояния необходимой пластичности. Это что касается производства тротуарной плитки и листов пластиковых. А, допустим, по блокам полистеролбетона — там просто физическое воздействие: порезали, порубил, смешали с цементом и всё, блок готов.
— К моменту пожара какой продукт производили кроме блоков?
— Мы производили плитку полимерпесчаную, блоки и лист пластиковый. Проводили эксперименты и по созданию деревокомпозитов, и по созданию резинокомпозитов.
— Серьёзные названия, и заказчики, видимо, были серьёзные и постоянные?
— Ну да, конечно. И постоянные заказчики, и постоянные люди, которые сдавали нам пластик, отходы, и организации, которые привозили нам тоже пластик.
— Склад и цех — всё находилось на сгоревшей территории?
— Нет. Там находился только пункт приёма. Все производства у нас находятся в других районах.
Королевская идея-фикс
— То есть, по сути, вы потеряли только часть…
— Да-да-да. Мы потеряли кусочек инфраструктуры, часть того, что мы очень долго создавали. Потерян пункт приёма вторсырья, а нам по-прежнему продолжают звонить и интересоваться, можно ли привезти пластик. На самом деле, люди готовы сортировать, готовы привозить, главное, чтобы это не оставалось на свалке. Сейчас же мы людей этой возможности лишаем.
— Вы «живыми» деньгами расплачивались за вторсырьё?
— Нет, всё работало на безвозмездной основе. То есть, мы никого ни принуждали, деньгами не стимулировали. Только по добровольному желанию волгоградцев, так скажем. Собрали – принесли – сдали. У нас был проект «Экотакси» запущен: мы собирали по городу сырьё, привозили его на переработку. Сейчас это дело тоже приостановили.
— Что такое Эко-офис?
— Это площадка для людей, которые хотят заняться экобизнесом, у которых есть идеи, есть желание, но нет возможности, нет знаний, нет оборудования, или, напротив, есть знания, но нет оборудования, или есть оборудование, но нет знаний, так вот, чтобы они встречались и с нашей помощью снимали пробелы, которые не дают им стартовать. Мы планировали, что мы здесь будем собирать таких людей, давать им менторскую и консультационную поддержку, оборудование… Может быть, даже самим спроектировать оборудование для них. Потому что у нас уже опыт в этом большой, ведь мы сами занимаемся производством оборудования для себя. Задача была собирать всех этих людей, давать им стимул, чтобы они дальше занимались работой в сфере спасения природы, экологии.
Такая грустная ирония, знаете… Пожар случился 12 мая, а 15 мая мы планировали открытие Эко-офиса. А на июнь у нас была договорённость с ребятами, которые планировали провести цикл лекций о добровольных пожарных.
Вообще, Эко-офис должен был снять или попытаться снять проблему отсутствия массового опыта. Для этого я сделал канал на YouTube на русском, на английском. Потому что когда я начинал, ни одного человека, который мне мог подсказать бы, не было. Я искал этих людей по всей России. Ездил на обучение в другие страны. А интерес к экобизнесу есть, и большой интерес. Желающих очень много. Я даже не успеваю отвечать на запросы, которые приходят. В эти сложные дни я почту, которая сделана специально для этих целей, корпоративную, не открываю, потому что там столько запросов, я не успеваю обрабатывать.
— Не считаете ли вы, что этот пожар нанёс репутационный удар по самой идее бизнеса на переработке? Просто многометровый столб черного дыма был виден из многих районов…
— Ну, с одной стороны, может быть, да. Но с другой стороны, возможно, этот случай наведёт на мысль всех остальных, что не стоит закапывать пластик и не стоит его сжигать, потому что это колоссальный урон наносит природе – столько токсичных отходов попадёт либо в воздух, либо в землю. Что мусор всё-таки стоит грамотно перерабатывать. Это первый момент.
А второй… Мы в любом случае не останавливаемся. Мы будем продолжать все равно. В этот проект было вложено очень много сил, средств, времени, затрачено колоссальное количество энергии. Но старт проект Эко-офиса пока сдвигается на неопределённый срок. Пока не знаю, на какой.
— Ваш дом был построен из ваших же материалов, как вы и планировали в 2003 году?
— Да, всё так и было. И Эко-офис, и дом моей семьи. Концепция Эко-офиса такова, что он был построен полностью из вторресурсов: стены, окна, плитка – всё из вторресурсов. Мебель из поддонов, которые свой срок отработали. Ну вот всё-всё-всё, по максимуму, чтобы концепция Эко-офиса была от начала и до конца проработана, чтобы всё было в стиле эко. Самурай у нас резиновый из резиновых покрышек стоит рядом с Эко-офисом. Даже газон, который поставляет питательные вещества в почву, обогащая её. Всё было продумано до мелочей, чтобы показать людям, что любой, кому не безразлично, может сделать это.
— А как теперь быть тем, кто покупал ваши блоки? Ваш дом был построен из них, он полностью сгорел. Получается, что они опаснее, чем каменные блоки?
— Да, я думаю, это, конечно, большой удар. Но! Ведь у меня это не первый пожар. Тогда мама тоже топила баню, которая была построена из наших блоков. Когда пожар потушили, мы подошли, посмотрели: обгорело буквально два сантиметра материала нашего. Мы этот слой содрали полностью, заштукатурили, опять заново построили.
То есть, обычный пожар наши блоки вполне выдерживают. А здесь же получилось так, что температура пламени была очень большая, очень. Настолько, что даже кирпичные стены разрушались. У нас была пристроена к Эко-офису теплица из металла. Я думал, что хотя бы каркас из металла останется. Но каково же было удивление, когда я увидел, что металл весь покорёжился, он стёк. Он просто стёк на пол!
Злостный передовик
— А вообще до пожара вас часто инспектировали разного рода проверяющие?
— Каждый месяц кто-то приходил. Бывало, что в месяц по 2-3 раза. Только одна проверка заканчивалась – новая заходила.
— Вам приходилось, эммм… «стимулировать» проверяющих, если по-честному?
— Нет. Ни разу, ни одного. Потому что стимуляция это такое дело — один раз простимулировал и понеслось, это бездонная бочка. Поэтому мы изначально делали всё, чтобы было правильно. Есть желание проверить, как мы платим налоги? Пожалуйста – вот так. Хотите узнать, не воруем ли мы электроэнергию? Пожалуйста, проверяйте. Нас обвиняют, что мы загрязняем воздух – пожалуйста, смотрите. Приезжали проверки, пробы воздуха брали. На все претензии и письма, когда нас в чём-либо обвиняли, мы либо отбивались, либо если какие-то претензии были, мы это всё исправляли, чтобы в будущем не было ни одной претензии.
— А в части пожарной безопасности?
— Пожарные тоже были частыми гостями, и претензий с их стороны к нам не было. Рядом с нашим домом есть «банный овраг». Он каждый год, а бывает и два раза в год, горит. Поэтому у нас на территории гидрант пожарный, рукавов пожарных порядка 150 метров, для того, чтобы хватало потушить всё. И много раз такое бывало, что мы сами тушили овраг, ещё до приезда пожарных.
— А потом вы встретились уже на вашем пожаре…
— Да. На пожар вообще много кто приезжал. Генералы были, из обладминистрации, из местной администрации, депутаты какие-то.
— Помощь предлагали?
— Да как вам сказать…
Получается, такая ситуация. Когда было нужно снять для телевидения сюжет о том, что в Волгограде есть нечто новое, хорошее и интересное, звонили: «Завтра к тебе приедут, жди». И всё снимают, показывают классную картинку, какой Волгоград передовой во всей России и по всему миру. А когда случилась беда, эти же люди говорят «Да вот он, самый злостный загрязнитель, да вот он, самый плохой человек в мире».
— А с общественниками как ваши отношения выстраивались? Не тиранили вас?
— Нет, таких общественников не было, слава Богу, я с такими не встречался. Но вот что интересно, наверное. Есть общественники, которые, с одной стороны, в глаза говорят: «Да, Роман, ты классный, ты крутой, у тебя вообще крутой проект, супер». Благодарит, руку жмёт: «Ты поймал человека, который загрязнял окружающую среду, вываливал отходы, спасибо, молодец». А после пожара читаешь его интервью, да вот буквально вчера прочитал: «Да Себекин самый нехороший человек в мире! Он гадил всё время, загрязнял всю волгоградскую атмосферу. Мы постоянно на него писали жалобы, мы постоянно пытались закрыть его». Это вот как? Сейчас это всё всплывает. Я до этого не знал, кто нас писал, проверки натравливал. Вот такие общественники сейчас всплывают. Так что я пожару даже где-то благодарен, что многие очень ярко себя проявили.
— А не получится так, что если вам и раньше-то власть не помогала, то сейчас, ссылаясь на пожар, вам просто будут мешать работать?
— Что значит, не получится? Это прямо сейчас так и происходит.
— Я так понимаю, что вы из административных кабинетов не вылезаете?
— Не вылезаю. Я сейчас к вам приехал… Допрашивали и ОБЭП, и уголовный розыск, и вчера в прокуратуре был. И все пытаются выставить это, как будто у меня там были производственное помещение, цеха, что мы там перерабатывали пластик, что мы загрязняли атмосферу, что мы там непосредственно что-то производили. Ещё раз говорю: мы там ничего не производили — мы просто принимали от граждан вторсырьё. Я чувствую, что пытаются представить, что категория земель не соответствует, соответственно, давайте, может быть, изымем вообще это всё? Вот я чувствую, что пытаются подвести под такой аспект. Забрать землю, которая у нас в собственности, у мамы моей. Потому что земля, которая под производством, она в аренде вся.
— Я правильно понимаю, что сейчас вас «тренируют» практически те же чиновники, которые годами приходили к вам с проверками и никаких проблем не находили?
— Ну, задача поступила – работа пошла. Когда есть задача показать хорошую картинку – покажут и скажут: «Всё отлично». А когда есть задача найти что-то — неважно что, но найти, — обязательно найдут. Не я первый и не я последний. Это всегда так было.
Жаропрочный
— Не наступлю на мозоль, если, буквально на пепелище, спрошу о планах на ближайшее будущее? Что делать-то думаете?
— Ну, планы какие… В любом случае не останавливаться. В первую очередь, сейчас надо восстановить дом.
— На том же месте?
— На том же месте, да. Вообще всё будем восстанавливать.
— Большую территорию придётся поднимать?
— Ну, порядка 1500 метров. Это вместе с домами: с маминым и моим. Примерно такая территория. Сейчас думаем восстановить мамин дом и достроить там чуть-чуть, переделать крышу и заселиться маме и мне с семьёй. И второе, нужно срочно делать… даже не мой дом восстанавливать, а нужно срочно восстанавливать Эко-офис, поскольку этот проект — кульминация всего того 15-летнего жизненного опыта. Хочу его доделать, достроить, чтобы всё-таки показать и сказать: «Ребята, можно спасать природу, можно работать в этом направлении – можно и нужно вот таким образом».
— Теми же видами деятельности будете заниматься или пожар внёс коррективы?
— Всеми теми же видами деятельности будем заниматься, потому что, допустим, производство ПЭТ-листа у нас в другом районе находится, производство плитки тоже.
Но есть одна проблема. У нас ещё на территории была экспериментальная производственная площадка, где мы проектировали и делали оборудование для себя. Непосредственно там и инженерный отдел находился, и оборудование, которое мы делали, дорабатывали, а потом оно уезжало на производство. Вот этот весь цех — оборудование, датчики, измерительное оборудование, инструменты высокоточные, в котором мы могли работать без остановки год, — он тоже сгорел. Со всем оборудованием, со всеми агрегатами. Это тоже очень сильно повлияло на наши планы. Потому что мы планировали доделать проект модульных систем для городов.
Смотрите. Допустим, уличный пуфик, его можно сделать полностью из пластиковых отходов. Материал будет толщиной порядка двух сантиметров, он будет антивандальный, он будет очень красивый. Причём материал таков, что не обязательно пуфик из него делать. Скамейки, урны вазоны – всё. Мы этот проект этот хотели буквально за 20 дней закончить. А теперь непонятно, как мы всё это сделаем.
— Вы примерно представляете себе сроки возрождения королевства?
— Ну, я думаю, если будут нормальные финансовые поступления, то, может быть, 3-4 года.
— Сколько вам денег нужно на это?
— Я предполагаю, что на строительство Эко-офиса у нас уйдёт, ну, наверное, миллионов пять. Потому что нужно сейчас, во-первых, большую часть здания рушить – там же всё просто сплавилось в одну кучу. Да, минимум миллионов пять для того, чтобы всё убрать и заново начинать строить.
— А откуда ожидаете финансовые поступления?
— От нас самих. Кроме себя ни на кого не рассчитываем. Никогда. Сколько раз на кого-то рассчитывал, ничего не получалось.
— Вам когда-нибудь помогала власть или государство чем-нибудь?
— Ну, давали, по-моему, в 2002 году субсидию в районе 300 тысяч, и всё. На этом у нас всё закончилось. Остальное всё либо кредитные, либо заёмные деньги. Много раз мы подавали заявки на гранты, на субсидии — региональные, федеральные. Впустую. В имиджевых конкурсах участвовать не хочу — мне сейчас нужны финансы для того, чтобы дальше производство налаживать.
Ответственный за планету
— «Планетный эколог» — это просто красивое словосочетание или вы не только в России работаете?
— Сейчас по нашей технологии работает производство в Гане, по нашей технологии работает производство в Пакистане. Приезжал пакистанский предприниматель, очень богатый человек, монополист на рынке переработки тетрапак в Пакистане. Они взяли за основу нашу технологию, усовершенствовали её и пошли ещё дальше, сделали ещё лучше. Я им помогал в этом направлении, консультировал. И вот этот предприниматель говорит: «Роман, мы готовы привезти всё это дело в Россию. Не только то, что по твоим технологиям собрано, но и мои, которых в России ещё не видели!». Это интересно, мы ведём переговоры, но конечного результата пока не видно — власть не идёт навстречу. Наша, местная власть. Мы как бы планируем совместно поработать, но…
— Не получается?
— Пока не получается, да.
Вот пример, наверное, рядовой, но типичный. В мире существовало шесть технологий производства железнодорожных шпал из пластиковых отходов. Для того чтобы сформировать предложения для РЖД, пришлось все шесть технологий полностью, досконально изучить. И у меня родилась другая технология — моя технология, седьмая, которую мы планировали предложить РЖД, но так и не получилось. Я уже сделал образец и планировал привезти его на испытание. Я приехал и мне выкатили ценник 1 миллион 200 тысяч за испытание…
— Минуту! Подождите! То есть, вы должны были заплатить РЖД, чтобы они испытали вашу шпалу, сделанную для них?!
— За то, чтобы получилось провести испытание. РЖД вообще не были заинтересованы в наших технологиях, у них была своя, которую они купили у американцев. Они уже начали по американской технологии делать эти шпалы, которые, кстати, до сих пор пока ещё не вошли в оборот. В общем, нам выкатили ценник в миллион двести тысяч, и я говорю «Ну, ладно, мы найдём эти деньги, привезём нашу шпалу на испытание». Когда я сделал образец, приехал, мне сообщают: «Извините, тут ситуация у нас поменялась, теперь стоимость испытаний — восемь миллионов»…
— Что-то я сомневаюсь, что американцы платили восемь миллионов РЖД за испытания своих шпал.
— Ну, не знаю, может быть. Но вот что самое интересное. В прошлом году я был на одной выставке, и случайно познакомился с человеком — он просто обо мне почитал, посмотрел, какие технологии у нас есть. И он говорит «Роман, мы хотим по вашей технологии делать железнодорожные шпалы в Турции и потом привозить на российский рынок. Мы там сделаем все тесты, образцы, продайте нам технологию. Десять миллионов мы вам даём прямо сейчас». Я говорю: «Нет, подождите, она может приносить гораздо больше. Десять миллионов — это где-то 0,01 % от общей стоимости проекта. Я пока не согласен». Ну, подумайте, это же обидно: сделают в Турции, привезут сюда в Россию – втридорога! Ну что это? Это, блин, неправильно! Это ужасно! Меня это тоже зацепило немножко.
Я даже думаю, что РЖД с удовольствием приобрели бы эти шпалы, потому что это как бы типа заграничное, иностранное, а значит, хорошего качества. А по факту? Делали бы всё равно через коленку.
— Волгоград в тренде тотального благоустройства. Вы как-нибудь участвуете в этом процессе?
— Про модульные системы я уже говорил. Они как раз таки для благоустройства. Ещё мы планируем запустить производство деревокомпозита. Это замена традиционного дерева, но… Простой пример: лавочки наши деревянные, которые каждый сезон ломаются. Мы работаем над антивандальным материалом, который не сломаешь. И красить такие лавочки не нужно каждый год. Ту же плитку можно было бы использовать на благоустройстве — много вариантов разных.
Хотя если о плитке говорить… Был у нас опыт. Мы тротуарную плитку нашу предлагали властям, были готовы в тендерах поучаствовать. Встречаемся, объясняем: вот наша плитка, четыре года безусловной гарантии и стоимость будет чуть дешевле, чем у бетонной, и срок службы у неё 15 лет». И начинается: «Ну, Роман, ты понимаешь… Вот читай, тут написано «тротуарная плитка бетонная», а у вас тротуарная полимерпесчаная — извини». Понимаете, конкурс изначально заточен на бетонную от наших всем известных производителей. И очень сложно вырваться из этих рамок.
— В других странах, в которых вы работаете, есть похожие проблемы?
— Не сталкивался. Даже напротив. Сейчас у нас открывается производство в Великобритании. Партнёр привлекает наши технологии на долевом участии. В Штатах мы тоже такой же делаем проект, с расчётом на будущее. Планируем запустить там русское производство, понимаете? Не просто переехать туда или продать им технологию полностью. Просто хочется что-то сделать именно здесь – в Волгограде. Хочется показать, что мы не отсталые, не плохие, не в ушанках ходим.
В другие страны меня приглашали, и жить приглашали, и на работу. Из той же Великобритании предложение. У них островное государство. Проблема переработки пластика очень острая. Британцы приезжали сюда, снимали фильм обо мне, как мы делаем, как мы реализуем, перерабатываем пластик. Они говорят: «Роман, давай к нам! Мы тебе и гранты дадим, и производство, и всё-всё-всё. И на руках носить будем – только переезжай».
— Да хорош?!
— Да правда! В прошлом году представители правительства Ирландии выходили на меня. Им нужны люди, которые будут спасать их от пластикового коллапса.
— Не пойму никак: что вас держит?
— Я здесь не всё сделал, что запланировал. Хочу доработать, доделать и воплотить в жизнь свои технологии. Здесь хочу. Не получится здесь – что ж, значит, буду работать в других странах. Но чтобы они были из России. В других странах, но ИЗ РОССИИ. То есть, показать — ребята, вот отсюда всё! Странный момент, наверное.
— Капец, вы странный… А с учётом отношения к вам со стороны власти — трижды странный.
— Я вообще оптимист. Я уверен, что может что-то изменится.
Помочь королю
— Изменения начнутся сразу после того, как вы по кабинетам перестанете ходить или чуть позже? Вам требуется помощь от власти?
— Да уж, помощь… Я, наверное, прежде всего, хочу, чтобы меня услышали. Я хочу на своём примере, на примере случившегося показать: ребята из власти, если вы именно сейчас не обратите внимание на таких, как я, в дальнейшем будет коллапс. Таким предприятиям, как наше, нужна помощь!
Может, моя история, которая прогремела на всю страну, поможет запустить в Волгограде экологический кластер, перерабатывающий кластер. Чтобы субсидии, гранты адресные были направлены на то, чтобы сделать это как можно быстрее…
Экологический кластер в Волгоградской области — это же не я прямо сейчас придумал. Его уже десятилетиями обсуждают и бесконечно оставляют на потом. Кластер по переработке планировали делать, но опять затормозилось.
У нас появился региональный оператор по сбору и вывозу мусора… Он декларирует ввод системы раздельного сбора, но по факту это будет сбор только ПЭТ-бутылок, которые можно быстренько запрессовать и продать другим предприятиям. А остальной пластик, который специально не собирают, он куда идёт? Да на свалку же. Это как бы палка о двух концах. Вроде бы что-то делают, но делают это для такой жирненькой галочки.
— С властью всё понятно. Общественность чем вам помочь может?
— Ну, я бы хотел… Если я опять буду сейчас опять это один делать, то, чтобы восстановить Эко-офис мне 4-5 лет потребуется. И я реалистично смотрю на вещи и понимаю, что от власти в ближайшие год, два, три мы не добьёмся никакого эко-кластера, перерабатывающего кластера. Если десятилетиями ничего не делается, то и сейчас ничего не будет. Но на власти свет клином не сошёлся.
Я хотел бы попробовать совместными силами восстановить этот Эко-офис, запустить его. Сырьё, материалы, цемент, кирпич, доски, металлочерепица – всё приму. Вот и всё. Ну, может быть, кто-то может помочь деньгами, но не всегда всё измеряется деньгами. У кого-то, может, дома что-то лежит ненужное — он может привезти, или мы сами приедем. Болгарки, сварочные аппараты – всё пригодится. Может, кто-то занимается производством или переработкой стройматериалов. Возьмём. Тогда мы быстрее восстановимся.
— Возьмёт ли король вещи, если у людей будет желание вам с одеждой помочь?
— Возьму, конечно. Сейчас всё, что принесут, всё приму. Потому что я вот — шорты, вчера майку купил всего за 200 рублей на рынке. Потому что нечего было надевать. Всё грязное, всё чёрное. И времени просто нет, бегаю, потому что сейчас вот, не вылезая из этих кабинетов, нет времени даже сходить…
Хочу спасибо сказать неравнодушным людям. Очень многие откликнулись. Одежду, стройматериалы, деньги предлагают…. Кто-то говорит: «Давай вот, у меня дом есть, живи», «у меня дача есть – живи». Кто-то еду приносит…
— То есть, волгоградцы, что бы про них не говорили, это Люди?
— Неравнодушные люди. Очень много людей неравнодушных, которые хотят и стараются помочь.
— А вам вообще есть на что жить сейчас? Где вы живёте?
— Ну… пока сестра помогает. А живу сейчас у тестя с тёщей. Пока так. Пока терпят.
— Ну, значит, наверное, это просто, может быть, вам Вселенная какой-то знак подала о новом этапе?
— Наверное, да.
— Ну, желаю вам удачи. И думаю, что всё у вас получится.
— Я думаю, да.
Дмитрий Бессонов
Иллюстрации: интернет газета «Кривое зеркало», сайт Планетныйэколог.рф
