Сотни, если не тысячи, городков, станиц, хуторов много веков назад прикипели к Дону и его притокам, крепко вцепившись корнями в их берега, излучины, левады, заливы. Похожие и не похожие друг на друга куренями, флигелями, дворами, хутора и станицы горделиво передают из поколения в поколение казаков каждый свою историю.
Комфортабельный туристический автобус мягко катит по федеральной трассе Волгоград- Шахты, на малой скорости, словно вразвалку, пересекает Дон по мосту, легко поднимается на крутой правый берег. За тонированным стеклом знакомые по «Тихому Дону» плесы и затоны, поросшие камышом и диким кустарником. Невольно ищу глазами то место на берегу, где Аксинья черпала воду, а юный Гришка Мелехов купал коней. Только вышли на прямую ровную трассу—указатель: «х. Пятиизбяновский». Что за судьба у этого поселения? Кто и когда основал его? Почему «Пятиизбяновский», если большинство хуторов на Дону названы по имени перводворца, то есть отфамильного происхождения? Этот же… Надо заглянуть в пропахшие архивной пылью фолианты, разыскать если не основателей этого, наверняка с трагическим и героическим прошлым, казачьего поселения, то старожилов и наследников. Поискать в Интернете – старшеклассники-краеведы Калмыковского сельского поселения более 40 лет исследуют историю своего края со дня основания, участие своих предков в судьбе Родины, во всех войнах за последние 300 лет – результат исключительно интересный и радостный, отмечен педагогами, учеными и писателями.
Исторические акты не сообщают точную дату основания хутора Пятиизбянка, но подтверждают, что в 1613 году он уже существовал и назывался Пятихатка. Даже есть упоминание, что именовался он вначале Пятивербным. Старожилы рассказывают, якобы давно, очень давно, росли на берегу пять верб. Около них остановились как-то дюжина гонимых судьбой и новой верой мужиков-староверов. Остановились отдохнуть, подкрепиться свежей ушицой, подсушить-подвялить впрок осетрового балыка, обветшалую одежонку постирать да подштопать. А через неделю, староста их, помолясь на эти раскидистые, с молодым листочком, вербы, велел ватаге хату закладывать. Неизбалованные судьбой староверы проявили такую удаль и сметку в строительстве жилья, что к осени стояло на берегу Дона пять крепеньких хатенок. Почему именно хатами называлось это уютное жилье? Так они сделаны были из плетней и глины, замешанной на сухой траве, с камышовыми теплыми крышами. А со временем староверы семьями обзавелись, ребятишки загомонили. Лет двадцать эти пять хат обрастали дворами, хозяйством, к ним примыкали единоверцы, такие же гонимые ветром никоновских реформ. А при наличии тридцати дворов поселению с закрепившимся за ним названием Пятихатка дали административное название—хутор. Избрали старосту, то есть атамана хутора. Что за атаман? Ата—отец, ман—муж, воин. У казахов есть аналог: Алма-Ата—отец яблока. Ну а «ман»—это чисто европейский номинатив—мужчина, человек.
Хуторяне гордились, передавая из поколения в поколение, как легенду, тем, что у пяти раскидистых верб, считай, в хуторе, дважды останавливался казачий атаман и вождь голытьбы Степан Тимофеевич Разин. Когда шел «туда» и когда возвращался назад. Под «туда» подразумевается, скорее всего, поход Разина на войну с крымскими татарами и туркам в 1662-63 годах. А может быть, когда он шел походом на Персию в 1668 году. И не здесь ли , у пяти верб, возвращаясь из Персии, обдумывает он дерзкий поход на Москву княжескую? Здесь же, у этих пяти верб, останавливался Кондратий Булавин, предводитель казачьего похода против столичной власти. По древним сказаниям местных казаков выходит, что все бунтари России оставили свой след в Пятихатке. Дон-батюшка сам по себе с характером, а в этом месте он особенно бурлит.
Более века прошло, пока Пятихатка обросла хуторами-побратимами, заматерела средь молодой поросли, получила статус станицы, жирную метку на карте земель Всевеликого Войска Донского. И вот тут кто-то словно споткнулся о «пятихатку». Х а т а в южнорусском наречии понимается как временное жилье, а это противоречит уже действительности, да и статус станицы ущемляет. Вносится поправка, сохраняющая первоначальный смысл названия поселения. В списке населенных пунктов земель Войска Донского появляется станица Пятиизбянская. В путевом журнале Петра 1 за 1696 год записано: Пятиизбянская.
С Пятиизбянской станицей и именем Петра 1 в памяти всплывает вот какая историческая ассоциация. На Донце был казачий городок Трехизбянский, где 6 июня 1671 года в семье лихого казака Афанасия Булавина родился казаченок, назвали его Кондратом. По свидетельству литераторов, Петр 1 встретится с Кондратом Булавиным при штурме Азова, турецкой крепости, в 1696 году. Якобы 25-летний сотник Булавин, со своей сотней лихих удальцов первым ворвался в крепость и обеспечил победу сравнительно малой кровью. Но городок Трехизбянский на Донце Петр 1 после разгрома Булавинского восстания сжег дотла, отомстив казакам за их непомерную дерзость меряться силой с Державой. Как и сотни городков и хуторов по Донцу он велел предать «мечу и пожару». Это совсем другая страница Летописи донского казачества, сейчас возвратимся к Пятиизбянке.
Исторические акты скупо сообщают о неурожайных годах, эпидемиях, пожарах, хотя подобных бед судьба отмеряла хуторам Придонья значительно больше, чем европейским поселениям. Так, 24 марта 1767 года загорелось гумно Емельяна Нестерова. Сильный северо-восточный ветер рвал клочья сухой соломы и, как факелы, швырял в соседние дворы. К утру выгорела вся подветренная часть станицы. 27 мая 1798 года выгорела западная часть станицы. Опять казаки отстроили куреня и базы. А самый большой пожар случился в 1858 году, когда в станице сгорело пятьдесят восемь дворов, осталось от некогда просторной и вольной станицы двенадцать дворов.
Но и это не все еще беды станицы. Весной 1849 года талой водой затопило станицу по окна. Лошадей и крупнорогатый скот успели выгнать на бугры, а коз и овец поднимали на крыши сараев, поросят поднимали на чердаки вместе с детьми, свиней торопливо резали.
Сильная холера прокатилась по хуторами Придонья в 1847 году, Пятиизбянку не обошла, «выкосила» наполовину. В 1861 году холера повторила свой гибельный налет.
Но и это еще не все. Неурожайные годы, особенно 1830-31, 1846-47, 1885-86, сопровождались массовой гибелью людей. Вот когда Пятиизбянка застыла в печали и горе… Хотя Дон, несокрушимый и несгибаемый, как и вся Православная Русь, только крепче выходил из огня. И рожал новых не менее крепких удалью донцов.
ГРАФЫ ДЕНИСОВЫ—УРОЖЕНЦЫ ПЯТИИЗБЯНКИ
Станица Пятиизбянская лет триста была колыбелью не только славных удалью и храбростью казаков, она родила и выпестовала целую когорту старших офицеров и генералов Войска Донского, оказавших влияние на судьбу, как Тихого Дона, так и ВСЕЙ Российской Империи. О Донском атамане генерал-лейтенанте графе Денисове А. К., родившемся в 1764 году в станице Пятиизбянской, расскажу как фамильную сагу его правнука Александра Свиридова, поскольку его мама урожденная Агафья Денисова и есть внучка генерала Денисова. Сам же Александр Мелентьевич, учитель физики и математики Суровикинской средней школы, ныне пенсионер и глава целой династии инженеров, экономистов и педагогов Свиридовых, держатель фамильных скрижалей, сдержанно помогает мне.
Итак, генералы Денисовы основателем рода Денисовых считают Ордынского казака Дениса Батура, среди предков упоминают дочь Степана Разина. Основателем же династии графов считают генерала Денисова Федора Петровича. Вот как выглядит сия высочайшая императорская милость. «А в 1799 г. апреля в 4-й день мы, признавая отличное усердие и труды его, любезно-верноподданного нашего генерала от кавалерии Денисова, на пользу службы нашей подъемлемые, всемилостивейше пожаловали его в «графское империи нашей достоинство, распространяя оное на все потомство его мужеска и женска полу, от него происходящее«.
Несколько позже, в жалованной Грамоте от 1802 года, подписанной императором Александром 11, значится: «За оказанные им по службе подвиги всемилостивейше возложены на него ордена: св. Александра Невского, св. Анны 1 кл., св. Георгия 2-го кл., св. Владимира 2 кл., св. Иоанна Иерусалимского Большого Креста и также награжден бриллиантовым пером, двумя саблями, каменьями украшенными, с вензелевым на них высочайшим именем и деревнями из коих 1200 душ…».
Денисов Адриян Карпович, род. в 1764 г., в ст. Пятиизбянской. Донской атаман, генерал-лейтенант. В царскую службу зачислен 12 лет от роду и от этого времени состоял в списках полка своего дяди графа Федора Петровича Денисова. Девятнадцати лет, после производства в офицерский чин, командирован в казачий полевой полк, действовавший против Польши. В 1789 г. за отличия в боях против турок произведен в чин премьер-майора, в следующем году награжден орденом св. Георгия за то, что, командуя полком в колонне ген. Орлова, первым взошел на бастион. Участвовал в войне с Польшей, ранен саблей в руку и шею и награжден золотым оружием, получил также прусский орден «За воинские достоинства». 1796 г. провел в Персидском походе с экспедицией графа Зубова.
В 1799 г. под командой графа Суворова со званием Походного атамана—в Итальянском походе против фаранцузов, когда, отступая из Швейцарии, его казакам пришлось пробиваться через горный массив и труднопроходимые ущелья. В 1803 г., выполняя приказ императора Павла, вместе с генералом Платовым повел 23 тысячи донцов на индийские владения англичан, но был возвращен из этого безнадежного предприятия после насильственной смерти Павла и воцарения Александра 1. Во время наполеоновских войн замещал на Дону атамана Платова, бывшего с полками в поле, способствовал поголовной мобилизации донцов на призыв Платова в критический для России 1812 г.
После смерти графа Платова в 1818 г. генерал Денисов Адриян Карпович назначен Донским атаманом. На этом посту он попал в сеть интриг, окружавших царского представителя на Дону генерала Чернышева. Началась эпоха, известная в истории Дона, как время «борьбы Чернышева с Войсковыми атаманами». Царский сатрап оказался сильнее, и 27 января 1821 г. по его злостным наветам император уволил Денисова и приказал его пост занять Наказному атаману А. В. Иловайскому… Не помогли ни взывания справедливости, ни высокие заслуги перед царем и Отечеством.
Уроженец ст. Пятиизбянской Денисов Станислав Варламович приведет генералов Денисовых в ХХ век, через фронты Первой Мировой войны, после революции он отведет свой полк подальше от разложившегося фронта и попадет в самое пекло борьбы с большевиками. Генерал Денисов С. В., командующий Донской армии, проиграет все свои сражения «За Дон», «За единую и неделимую Россия» и 2 февраля 1919 г. выйдет в отставку. Через Батум, Константинополь и Германию в начале 1920 г. прибудет в Нью-Йорк, здесь из эмигрантов создаст станицу. Станет атаманом этой станицы, впоследствии председателем Казачьего Союза в Америке.
Переживет не только своих противников и разрушителей России и Дона, переживет многих своих односумов-сослуживцев, родных и близких, умрет в 1957 году в возрасте 75 лет. Переживут его книги о Гражданской войне, о Белой России, переполненные любовью и тоскою по Дону, изданные в далеком и чужом Нью-Йорке.
ЗОВ КРОВИ? ЗОВ ПРЕДКОВ? ЗОВ ДОНА?
Наконец, дошли у нас руки с Александром Свиридовым до хутора Майоров, вальяжно раскинувшемся на стыке Суровикинского и Клетского районов. Происхождением этого хутора с названием, взятым от сугубо воинского звания, я давно интересовался. Вокруг-то хутора исключительно отфамильного происхождения—Калмыков, Манойлин, Лобакин, Гуреев,—названные по имени перводворца. А тут вдруг воинский чин. А старый бахчевник, лет сорок назад, ублажая нас сахаристым арбузом, на расспросы про хутор, еще круче затуманил историю. Якобы один из отпрысков казачьего атамана Денисова дослужился до звания майора и в награду получил земельный надел с балками и буераками, со временем на них хутор вырос. В подтверждение версии бахчевника одичавший в хуторе сад старожилы называют «Денисовым садом»: судя по старым пням, сад был роскошный, грамотно спланированный и ухоженный. Но сад может быть назван по имени садовника бобыля, не оставившего после себя живого потомства.
Перебирая выцветшие за 100 лет фотографии, ветхие пожелтевшие фамильные грамоты, волнуясь, из фрагментов мировой истории «собираем» судьбу его родного дядюшки по материнской линии Абрама Ивановича Денисова—законного наследника хутора. Судьбу во многом загадочную и трагичную, какими богаты только наши соотечественники, судьбу подлинного сына Тихого Дона:
— Моя мама Агафья Ивановна Денисова была первой и единственной дочерью в семье офицера императорской армии майора Ивана Денисова. (Вот откуда название хутора—от майора Денисова). Вслед за нею пошли сыновья—Мокей, Федор, Абрам,—ведет фамильную сагу мой старый друг по кочковатой дороге прошлого.—Молодых, едва обстрелянных, казаков Гражданская война застала в боевых эскадронах белогвардейцев. Мокей Иванович вместе с белыми отступал до Новороссийска. Пока их полк дожидался посадки на теплоход, Мокей загорелся в тифу. Там и умер. Федор Иванович, не успевший нажить богатства после женитьбы, при захвате хутора красными был мобилизован в отряд Красной Армии, уверенно набиравшей силу, денщиком к генералу. Генерал его смело пошел вверх по служебной лестнице, минуя опалы, репрессии, заговоры, повел за собой толкового денщика Федора. Абрам Иванович параллельно с эскадроном Мокея вместе с разбитыми полками белой армии тоже дошел до Новороссийска. От эмиграции отказался. Бросил винтовку и вернулся в хутор Майоров, надеясь в именном хуторке переждать братоубийственную войну, найти свое место в жизни, да и продолжить извечный путь служения роду и Дону.. В жены взял Марию Ляпину, дочь отставного майора императорской армии Ивана Ляпина. В 1924-ом первенец родился, в честь удачливого дядюшки Федей назвали.
Жизнь на Дону как разладилась в 1918-ом, так и не возвращалась в свои границы и нормы. Братоубийственная гражданская война еще не затухла, декрет о расказачивании Дон всколыхнул, начались неподдающиеся разуму истребление и травля коренного казачества. Голодомор Поволжья расплескался и на Придонье. Денисовы с расширением семьи повременить решили, неизвестно еще как складываться начнет судьба их с Федей одним. Вскоре самые жуткие опасения оправдались. В ноябре 1929-го, при формировании колхозов из оставшихся от войн и репрессий казаков и иногородних, припомнили Абраму Денисову, что он сын казачьего офицера, да еще белогвардеец. Поздним холодным вечером один из местных комитетчиков стукнул в заиндевевшее окно: собирайся, арестовать решили, за подводой на конюшню пошли. Пока запрягали, Абрам в предрасветных сумерках перемахнул через плетневый забор, подался в бега. Недалеко бежал, думал, искать не будут. Устроился в хуторе в Семичном Котельниковского района. Нашли его там, выследили, обложили ночью. Арестовать опять не успели, вырвался и убежал. На этот раз подальше от дома, от Дона, в Дагестан, к своему односуму.
В июне 1941-го добровольцем записался на фронт. Ему ли, потомственному воину, войны бояться или от немца в горах прятаться! Первый год войны проигрывал сражения вместе с армией, но уверен был, что со временем и воевать солдат научится, и наступать, и в конце концов победит. В 1942-ом под Котельниково, сдерживая бешеный натиск танков Манштейна, артиллериста Денисова контузило. Очнулся в плену. В крытых телятниках повезли на запад. За дорогу оклемался кое-как, зачислили в армию «остарбайт»—восточных рабочих. Попал на ферму бауэра в Австрии. Но в труде проявил такую недобросовестность 42-х летний бородач, что бауэр с готовностью отказался от его «услуг», уступил какому-то вербовщику. Перебросили в Югославию. Но и тут он не проявил ни воинской доблести, ни трудового энтузиазма. Перегнали во Францию.
Война неумолимо катилась к своему логическому завершению. В начале 1944-го что-то необъяснимое повлекло Абрама Денисова в пункт вербовки иностранного легиона. Может быть надеялся попасть на восточный фронт, помочь своим с чужой стороны. Иностранный легион сколачивают для отправки в Италию. Нет, под чужим небом он не вояка. Но, о Боже! В этом легионе Абрам Иванович встретил своего сына, 19-летнего Федю. Подростка Федю в 1942-ом, в первые дни оккупации хутора Майоров, немцы угнали в Германию в качестве рабочей силы. Отец бросился к вербовщику легиона, наговорил на себя и на своего сына кучу небылиц про падучую, проказу, и еще какие-то болезни, несовместимые с пребыванием в армии. Вырвал-таки сына из этого легиона.
В жизни донского казака Абрама Денисова наступил новый этап. Помывшись в бане, надев чистое белье, помолившись в своем тесном жилье на восток, в сторону России, он поблагодарил Бога за ниспосланные ему испытания и приступил к воспитанию сына.
Суровый аскет, ожесточенный невзгодами и мытарствами на своей исторической родине, униженный пленом и постылой чужбиной, Абрам Иванович пытается осмыслить новый поворот судьбы—столь странное возвращение ему единственного сына. Что это, зов крови?! Да каким бы ни был мощным этот самый зов родной крови, разве мог «дозваться», разыскать, указать путь соединения двум родным существам в этом огромном мире! Ведь велика Россия, многонациональна и многомиллионна—а вот не встретились на родине. Менее велика и просторна Европа, но более многонациональна и многомиллионна—в ней, на самых задворках, сошлись. Не иначе как Провидение, Божий Промысел. Если это Господня Воля, в таком случае для чего он встретил родные души, витающие и мытарствующие в земной юдоли? Господи, дай мне мудрости понять Твой высокий замысел. И явилось, пришло понимание, как озарение свыше. Создатель прислал на постылую чужбину сына Федю за мной! Он велит возвратиться мне на родину предков, чтобы продолжить служение Отечеству, как служили солдаты, офицеры, генералы с ветвистого могучего древа Денисовых. А в сыне родном и потомках продолжить высокое наше предназначение.
— Папаня, я сегодня встретил Гришку Гребенникова,— Федя не переступил еще порог каморы, возбужденно затараторил,—Наш Иностранный легион отправляют не в Италию, а на восточный фронт.
— Не называй этот иностранный легион «нашим». Наши армии сражаются по ту сторону фронта.
— А я, папаня, пошел бы с Гришкой на восточный фронт. Я еще не забыл, как в детстве пинали меня, казацким выродком обзывали. Если все это наша с тобой Родина, то стоит ли ее защищать?
— Мелочными обидами ты только душу свою губишь. А имя «Родина» не трепи всуе, юный отрок, ты еще не понял, что это такое на самом деле.
— Ты сейчас, папаня, про тихий славный Дон песни запоешь. А что такое Дон, кто такие казаки? За семь лет учебы я наслышан о них: царские опричники, мировой жандарм, душители свободы и воли России!
— Не горячись, сынок. Советской школе лукавые учителя достались. Засорили тебе голову ересью. Мой долг отцовский я ныне вижу в том, чтобы рассказать тебе подлинную историю Донского казачества. И не семь лет мне отведено на это, а месяц-два. Война подходит к концу…
— Папаня, а я с интересом послушаю твою фамильную версию. Приступай! — дерзко вызывал отца на дискуссию о далекой родине не окрепший еще разумом отрок.
Приступил. И отец преподавал ему историю не сочиненную иноверцами, заведомо извращенную и злобную, а ту подлинную, которую творили и создавали его предки от ордынского казака Дениса Батура до падения монархии. Они, Денисовы, делали историю России, вымащивая империю от одного верстового столба до другого. Он знал ее не по учебникам и не из уст дьячка церковно-приходской школы.
— Итак, Федя, первый верстовой камень во взаимоотношения Москвы с Доном положен грамотою Великого князя Феодора Иоановича от 31 августа 1584 года: «На Дон, Донским Атаманам и Казакам, старым и новым, которые ныне на Дону…».
— Папаня, внеси сразу ясность и понимание в эту великокняжескую грамоту –просит сын.—Из этой Грамоты вытекает, будто до 1584 года на Дону уже были Атаманы и Казаки, да еще «старые и новые»… Нам историчка доказывала, что казачество есть не что иное как продукт махрового крепостничества на Руси—беглые крестьяне и всякая рвань оседали на берегах рек и речушек. А по твоим метрикам, великий князь дипломатию ведет с Атаманами и Казаками на равных, да еще за сотни лет до крепостничества как такового на Руси. И чего царь просит у Атаманов и Казаков?
— Царь просит казаков жить с ним мирно, посылает в виде жалованья селитру для пороха и свинец. Кроме того, царь велит донским казакам составить поименный список, кто и где атаман, и сколько с ним казаков. Царь обещает к весне всем атаманам прислать жалованье. С этой, отнюдь не первой и не последней царской грамоты, атаманы начали именовать себя за жалованье слугами царскими, а казаки как были казаками, так и остались ими: вольные, свободные, лихие и непокорные, они по-прежнему доставляют много хлопот Московскому государю.
— Став подданными русского царя, атаманы и казаки не пали ниц перед троном, не стали на колени настолько, чтобы называть их опричниками или жандармами. Назови-ка мне, сынок, имена предводителей крестьянских восстаний на Руси. В соответствии с учебниками твоей семилетки и «исторички». Правильно, Иван Исаевич Болотников в 1606 году поднял крестьян, посадских людей, казаков против крепостничества. К восставшим примкнули дворянские отряды. В 1670 году Степан Тимофеевич Разин , донской атаман потряс московских князей и царя-батюшку. В 1707 году Кондратий Булавин «со товарищи» не побоялся крутого и воинственного Петра Первого. Емельян Иванович Пугачев Екатерину Великую так напугал, что она казацких атаманов в графы начала производить, а старшин—в дворян. Если кроме этих исторических персонажей в роли вожаков и борцов за интересы народа не было иных потрясателей империи, так казаки на деле, выходит, не опричники и жандармы, не душители свободы и воли, а борцы за свободу. Как только князья, цари и короли начинали притеснять свой народ и казаков, так они поднимали народ и сотрясали трон. В Москве была власть, на Дону—сила! И эта сила влияла на власть, когда та неразумно нарушала установленный на Руси порядок, посягала на принципы Справедливости, Равенства всех живущих перед Богом, Братства на земле.
20-летнему Федору хотелось в этом споре опровергнуть доводы отца, назвать хоть одного крестьянского вождя, но кроме имен мятежных атаманов не мог припомнить. Все как на подбор—казаки, донцы! Да как же это я раньше не обратил внимание на такую мелочь, ставящую отечественную историю с головы на ноги! Выходит, педагоги нам не просто лукавили—они бессовестно лгали нам, вислогубым хуторским школярам. И Федор уже непредвзято, без юношеского сарказма прислушивается к мнению отца. Отец же, будто не замечая смятенья в душе сына, гнет свою патриотическую линию.
Донские казаки испокон веков предохраняли Московию от разрушительных набегов половцев, хазар, татар, турок, создавая условия для вызревания из разрозненных княжеств на просторах Руси государству, Империи. Потому и казаки имели право и силу заставить московских бояр и князей уважать себя и установленные на Дону порядки. Нам бы с тобой, сынок, гордиться своими предками и вдохновенно продолжать их святое и правое дело… Отцы Отечества, цари, не обделенные державной мудростью, старались наладить с донцами такие отношения, чтобы враги России уважали их. Кроме свинца и селитры землю даруют, бунчуки и знамена на Дон шлют. Под этими знаменами донские казаки кого только не били на своем веку: немцев и шведов, турецких янычар и французских драгун, польских ляхов и наемных мамлюков. Каких только наград м алмазных крестов не вешали короли и принцы на грудь наших атаманов-генералов! Иным нарекали поместья под Лейпцигом и Парижем. Но, проехав на дончаках по Берлину и Парижу, наши казаки возвращаются на Дон. Ничего не берут с покоренных государств, от дарованных хуторов и поместий отказываются. В недоумении крутят мозгами прагматичные иностранцы: умом Россию не понять. А им ее и не надо понимать, загадочную русскую душу, усвоить бы раз и на веки урок—не ходи на Восток, не для вас Святая Русь!
Офицеры американской армии, вступившей весной 1945 года во Францию, наряду с освобождением военнопленных из рабства приступили к агитации. При этом цинично признаются: для восстановления порушенного войной хозяйства в их стране потребуется много, очень много, рабочих рук. Рослые, под два метра, крепкие русаки 43-х летний бородач и совсем юный Федя привлекают внимание купцов-работодателей. Американского миссионера сменяет канадец. Веером рассыпает перед глазами цветные фотографии о жизни и быте донских казаков послереволюционной волны эмигрантов с Дона. Зажиточно, сытно, легко живется их соотечественникам на канадских широтах. Крутят киноленты о возвратившихся в Советский Союз военнопленных—Сибирь, лесоповал, колючая проволока лагерей, рудники, в лучшем случае поселения. Смышленный Федя в растерянности. Что выбрать им с отцом, Америку, Канаду, Францию, с теплым климатом Италию? Отец уловил колебания сына, вносит поправку в его сознание, опять-таки увязывая с новейшей историей.
— Разболелась наша с тобой Родина, сынок. Расшатали ее революция, будь она неладна, гражданская война, классовые репрессии. Только к 30-м годам руководство окрепло духом, приступило к индустриализации, на западе войной запахло. К сороковым годам кое-как подготовилась к отражению запада, но не в полной мере. Но к сорок пятому сумела-таки перемолоть сильнейшую в мире армию, которую многократно превосходящая по техническому оснащению Европа создала. А в прошлые века сколько раз она разрушала и сжигала дотла Россию! Возратившиеся из заграничных походов спасители Отечества восстанавливали ее.
— Папаня, неужели ты намерен возвращаться домой?—вдруг догадывается сын.—Нас прямиком погонят в Сибирь, на лесоповал, в рудники.
— Знаю, сынок. Может и так сложиться. Но это не каприз Хозяина России—это капиталистический мир диктует русским жесточайшие условия сосуществования. Хотите выжить и встать вровень с нами—работайте. Хотите быть свободными—еще больше работайте, кормите и кохайте собственную армию, иначе будете кормить чужую. Хотите иметь меньше врагов и больше друзей, работайте втрое больше, ибо друзья уважают только богатых и сильных, а враги боятся. Под эти условия, продиктованные окружающим нас миром, создавалась тоталитарная система под красным стягом Советской власти. Окажись эта власть либеральнее, так мы уже в сорок первом году стали бы кормить чужую армию. Так что, сынок, я буду безропотно и лес валить, во благо России, и тачку в руднике вожить. Кстати, американцы и канадцы нас не на званый пир зовут—все тот же лесоповал или рудник. Возвращаемся на родину, какой бы неласковой она не показалась нам. Другой родины, кроме родины наших предков у нас тобой нет и быть не должно. Возвращаемся.
После пересечения границы репатриантов Денисовых, отца и сына, ссадили с поезда. Взяли под стражу, приставили конвой. Погрузили в «телятник» и повезли на восток. На 13-й день открыли «телятник» в шахтерском городе Прокопьевске. Младший уголек в забое рубал, старший тачку с углем катал. Абрам Иванович написал благоверной Марие Ивановне в Майоров о благополучном возвращении на родину с сыном Федей, о возможности жить на поселении. Мария Ивановна через две недели с узелком пожитков сошла с товарняка в Кемерово. Семья Денисовых после многолетних мытарств объединилась.
Осенью 1953 г. освобожденные по амнистии Денисовы возвратились в родной хутор Майров, фамильный хутор. Абрам Иванович молча ходил по увядающему неухоженному саду, исподволь смахивая слезу, шепотом разговаривал с деревьями, сидел на вывороченном из фундамента отцовского дома камне. Мял в ладонях землицу, нюхал или целовал, затуманенным взором ласкал горизонт. На кладбище без труда отыскал неухоженные безымянные могилки родителей. Долго и безмолвно сидел, думая о чем-то сокровенном. Ржавой лопатой без держака прибрал могилки, приторочил в ногах валявшийся рядом православный крест.
— Александр Мелентьевич, лет сорок назад ты не мог мне рассказать историю своего рода, высокую и трагическую, а я не мог ее опубликовать. Сейчас мы можем, слава Богу, не оглядываться на идеологов и политиков. Скажи откровенно, твой дядя, истрепавший судьбу в гонении, мытарствах, упрекал коммунистов, вождей или кого-либо за изломанную судьбу?
— Не слышал я от него ни слова упрека. Даже Федор Абрамович, мой двоюродный брат, никогда не упрекал отца за то, что возвратил он его на неприветливую и неласковую родину.
Абрам Иванович с Марией Ивановной доживали свой век в Калаче, изредка наведываясь на станичное кладбище в Пятиизбянке. Федор Абрамович привозил их на Красную горку в Майоров, тоже на кладбище. Сыны и внуки Федора живут в Калаче над самым Доном.
Несколько лет я пытаюсь понять:что же сидит в нас, славянах, такое, что не позволяет нам прижиться на чужбине. Даже сорвавшись по недоброй воле с родной землицы нас что-то зовет назад, неведомая иноверцам «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам».
— Александр Мелентьевич, расскажи, наконец, о себе. Как тебя-то судьба уберегла от чужбины?
— Мама моя, урожденная Агафья Денисова, вышла замуж за казака с соседнего хутора Мелентия Свиридова. По сословному признаку он не подпадал под репрессии. В 1943 году Мелентий Федорович пропал без вести в боях под Харьковом, я остался полусиротой. Мои сверстники разлетелись, кто целину поднимать, кто БАМ строить, я же осел в Суровикино. Преподавал математику, женился на хуторянке. С благоверной Ниной Степановной воспитали двух сыновей. Саша, высокий и строгий, окончил финансово-экономический институт, работает сейчас в финансовом отделе районной администрации. Сергей увлекся электронной техникой, увлечение оказалось очень кстати в связи с насыщением компьютерной техникой всех отраслей нашей жизни. По воскресеньям озорные внучата нас с Ниной Степановной проведывают.
— А что мне еще надо, потомственному казаку? Мира и благополучия России, Дону, россиянам.
