С журналистами беседовали главный режиссёр, заслуженный артист России Владимир Бондаренко, директор театра Ангелина Шершень, заведующий труппой, заслуженный артист России Игорь Мазур и актёры Марина Парфенова и заслуженный артист России Андрей Курицын.
Этого события ждали все, кому небезразлична судьба НЭТа, то есть, и поклонники, и недруги театра. И тех, и других, как показал кризис прошедшего года, у коллектива предостаточно.
И НЭТ, как мне представляется, не обманул ничьих ожиданий. По серьгам получили все сёстры, точки были расставлены и над i, и над Ё.
Oblvesti.ru сознательно не стали публиковать этот материал «горячим». Нам показалось, что будет интересно вернуться к нему спустя время. Чтобы понять: боевой настрой главрежа — это следствие некой предновогодней эйфории или всё будет действительно так, как это видит Владимир Бондаренко.
Сегодня мы публикуем стенограмму полуторачасового мероприятия — практически в полном объёме.
Об итогах (эмоциональный экскурс в историю)
Владимир Бондаренко: Добрый день! Спасибо, что вы пришли. Заканчивается Год театра и во всяких масштабах в нашей стране подводятся итоги, строятся планы, высказываются довольство и недовольство… Потому что, как ни крути, объявление президентом Года театра — это событие. И я практически на 100% уверен, что при нашей с вами жизни повторного такого события, как Год театра, в России не будет. Поэтому, конечно, при всех плюсах, но и наверное, конечно, и минусах, всё равно это знаковое событие не только для Волгограда, но и для страны в целом. Поэтому, конечно, уместно и нам тоже с вами потратить час времени для того, чтобы поговорить о прошедшем годе. Это один из основополагающих моментов, почему мы решили вас пригласить.
Но все-таки и канун календарного года, поэтому позвольте вас поздравить с наступающим Новым годом. Кто верит в магию цифр 2020 – и это супер для человека, у которого в голове немножко повёрнуто, как у меня. Это очень хорошие цифры. Это лучше, чем 1994, допустим.
У нас сегодня в час премьера. Каждый год – это традиция была введена давно, Отар Иванович ввёл, для детей театра, для внутреннего пользования проходят новогодние представления. И детишки: внуки, племянники, дети работников театра — они посещают это мероприятие. А так как детей становится всё больше, то через три часа начнётся вторая сказка. Поэтому к полпервому мы должны нашу беседу дружескую закончить, потому что надо будет уже переключаться на сказку. А вечером ещё спектакль, корпоратив… дни насыщенные новогодние. Поэтому вот как-то так. Поэтому — кто начнёт? Или продолжать мне?
Журналист: Может, сначала об итогах года? Главные события для Нового Экспериментального театра.
— Для Нового Экспериментального театра… Тут надо Ангелине Анатольевне дать слово. Она расскажет об итогах.
Ангелина Шершень: В первом полугодии, на самом деле, никаких событий не было. После отпуска вышли с новыми силами. Назначили меня исполняющей обязанности художественного руководителя сначала. Мы приступили к возобновлению наших спектаклей, которые были утеряны в прошлом сезоне. Если кто не знает, вообще в репертуаре НЭТа Отаром Ивановичем было поставлено около 88 постановок. И в прошлом сезоне мы потеряли 20 с небольшим.
Мы вышли в августе и приступили к возобновлению спектаклей, которые не шли 1,5-2 года. Сезон мы открыли «Ромео и Джульетта» — легендарный наш спектакль. Вообще наш театр открылся в 1989 году. Соответственно, это была капитально возобновлённая постановка, потому что часть артистов была введена в этот спектакль, затрачены средства на новые костюмы, занавес. И, слава Богу, мы открылись. И потом началась бурная работа по тому, чтобы делать вводы утраченных спектаклей. Двадцать спектаклей мы вернули.
И, конечно, немаловажное событие, которое случилось в нашем театре и в нашем регионе, это случилось в сентябре. Мы приняли эстафету театрального марафона, который охватил всю Россию, в том числе, наш Южный федеральный округ. Мы приняли эстафету от Краснодарского края. К нам приехал известный краснодарский театр с тремя спектаклями. Мы получили массу впечатлений, эмоций, потому что спектакли были интересные, разноплановые. Соответственно, был большой приём. Театр уехал от нас тоже довольный. И эту эстафету ТЮЗ уже поехал передавать в Симферополь.
В нашем театре случилось ещё одно такое немаловажное событие, как приглашение от Мичуринского театра Тамбовской области. Там был фестиваль, посвящённый Владимиру Зельдину. Мы повезли туда спектакль «Вера, надежда, любовь», поставленный Отаром Ивановичем Джангишерашвили. И на самом деле это был успех. Артисты, во-первых, давно никуда не выезжали. Случилось такое путешествие, как в пионерский лагерь: загрузились в автобус и такие счастливые приехали! Там было три номинации. Одну главную номинацию никому не дали, это у них, наверное, был политический ход, чтоб не обижать других или типа того, что никого нет круче Зельдина. То есть, за главную мужскую роль никому не дали приз. Мы завоевали два приза из трёх возможных (опять же, повторюсь, что третью номинацию вообще отменили). Для нашего театра придумали вообще специальную номинацию, которой вообще не было изначально. Она называлась «Не бывает маленьких ролей», которую взял наш Виталий Мелешников. И, конечно, за лучшую главную женскую роль Светлана Блохина-Кулакова получила приз. Возвращались мы довольные, потому что это был фурор. В первый раз мы поехали — и такой успех!
И ещё таким большим впечатлением для наших артистов была поездка на гастроли в город Ейск. Три спектакля мы там показали. Публика провожала нас со словами: «Приезжайте к нам ещё в следующем году!» Наши артисты почувствовали совсем другую энергетику. У НЭТа есть свой зритель, который реагирует как-то иначе.
Ещё одно очень яркое событие: в ноябре наша площадка НЭТ была выбрана для проведения торжественной церемонии «Тэфи-регион». К этому событию начали готовиться в конце сентября. Очень много было сделано, было просто грандиозно. Работа была проведена колоссальная. Большое спасибо нашему коллективу, потому что наш театр – большая семья.
Очень важное событие отмечу: в декабре мы принимали «Театр на Таганке». Директор этого театра – Ирина Апексимова, с которой я познакомилась лично, очень лёгкий, позитивный человек. Очень легко с ней работать. Тоже все прошло гладко. Волгоградский зритель, мне кажется, остался доволен этим мероприятием. Потому что, если приезжают какие-то московские театры, то это в основном антрепризные спектакли, но это был большой качественный спектакль, с настоящей труппой, большой коллектив приехал, порядка 40 человек было. Мы принимали, размещали, показывали наш город, возили их на экскурсии. Всё прошло замечательно и возможно, что в следующем году тоже кто-то к нам приедет, и, может быть, даже опять «Театр на Таганке». Они два спектакля показывали — «Чайка» и «Старший сын». После этого спектакля на сцену вышла Ирина Викторовна и рассказала, что сегодня у «Старшего сына» была премьера на Большой сцене (потому что в свое время в «Театре на Таганке» играли спектакль «Старший сын» на маленькой камерной сцене), но мы попробовали и у нас всё получилось, и она переносит этот спектакль на большую сцену.
Ну и, в принципе, вторая половина года стала очень позитивной для нашего театра и артистов. И, конечно же, в ноябре случились два назначения: меня назначили директором и, конечно же, очень долгожданное событие — мною любимого режиссёра, артиста Владимира Владимировича Бондаренко, назначили главным режиссером. Поэтому это тоже очень яркий и позитивный момент. Это была неподдельная радость: в театр пришли заместитель губернатора и председатель комитета культуры и сообщили нам об этом. В целом настроение в театре на подъёме. Ну, наверное, о планах творческих расскажет Владимир Владимирович.
Журналист: Добрый день. С наступающим новым годом вас всех. Непростое было время, непростой был сезон. Скажите, пожалуйста, какой урок вынес театр из страшного кризиса прошлого сезона? Что НЭТ приобрёл, что потерял?
Ангелина Шершень: Я так немножечко скажу, знаете, чтобы не заостряться. Слава Богу, мы пережили этот момент, выстояли. Те, кто уехал, с радостью вернулись в конце года. Вывод какой… Я думаю, что все это поняли, что нужно быть честным. Не нужно быть двуличными людьми. Нужно быть честным перед собой. Больше говорить не буду, иначе я сейчас впаду в эмоции и начну говорить плохо.
Андрей Курицын: Главное — выстояли. Я думаю, что в этой ситуации каждый человек повёл себя так, как ему совесть подсказывала. И в большинстве своём оказалось, что коллектив наш сплочённый и он добился того, что хотел.
Ангелина Шершень: У нас за прошлый сезон было несколько приобретений артистического персонала. В хозяйственных службах, администрации – всё осталось неизменным, то есть, никто не уволился, никто не принимался. А вот в творческой части, был приём на работу нескольких артистов. Это две молодые артистки: одна из Питера, другая из Твери. Был приём на работу артистки астраханского театра и ещё одного артиста из Молодёжного театра. На сегодняшний момент: две девочки, как только у нас тут с предыдущим худруком не продлили контракт, сами написали по собственному желанию. А артистка из Астрахани, очень хорошая — она уже задействована в нашем репертуаре, наладила контакт с коллективом, коллектив её любит. Опять же, кто бы что ни говорил, у нас очень дружный коллектив. В театре я 22 года, и мы очень все близки, начиная от артиста и заканчивая уборщицей. И у нас, например, есть вахтёр, которая работает у нас в театре 31 год, костюмер, который работает у нас 31 год. То есть, текучки в театре нет вообще. Если кто-то когда-то попадает в НЭТ, в связи с тем, что у нас очень благоприятная обстановка, никто не увольняется, если только замуж в Москву не уехал. Новых артистов было четверо, осталась сейчас одна.
Журналист: Из Молодёжного театра что за парень к вам пришёл?
— Почему парень? Я сказала, что это парень?
Журналист: Да, вы сказали.
— Он буквально неделю назад был уволен.
Журналист: Вы говорили, что из старых актёров кто-то увольнялся, сколько человек?
— Это было двое и плюс четверых я просто постаралась, чтобы не уволили. Двое написали по собственному желанию в апреле. Но они вернулись в августе.
Журналист: А куда уходили?
Владимир Бондаренко: В Москву, куда же уходят обычно… В Кремль, к Путину в пресс- секретари.
Ангелина Шершень: Один немаловажный момент. Наш ведущий артист Евгений Тюфяков. В прошлом году нам администрацией было запрещено приглашать его, потому что он в Москве давно, два года уже. После смерти Отара Ивановича он решил поменять свою жизнь, он работает в московском театре… В прошлом сезоне хотелось, чтобы он приезжал на какие-то спектакли из репертуара, но нам было запрещено это делать. Соответственно, сейчас нам никто ничего не запрещает. Женя к нам приезжает два раза в месяц, иногда раз в месяц. Он приглашённый артист, ведущий артист. Волгоградский зритель его любит, его просят, потому что телефоны обрываются у секретаря, в столе заказов, в билетных кассах.
О будущем (предельно честное изложение мировоззрения главрежа)
Журналист: Я хочу о будущем спросить. Всем интересно, с чего начнёт новый главный режиссёр. Я имею в виду не увольнения и приём на работу… Каким будет первый спектакль?
Владимир Бондаренко: Знаете, вы задали вопрос, на который коротко не ответишь.
Я не ожидал, что в середине сезона может поступить такое предложение. Но когда оно поступило, было мало времени подумать. И вот я уже полтора месяца мучительно задаю себе вопрос: «Какой он должен быть — театр после Отара?» Потому что было 30 лет, и к этому можно по-разному относиться, и это абсолютно справедливо. Я имею в виду нравится-не нравится то, что здесь происходило. Кому-то это категорически не нравится, кому-то нравилось и нравится. Кому-то до визгов нравится, да? Но вот то, что БЫЛО, при всех этих плюсах и минусах, это БЫЛО. В прошедшем времени. Не знаю, это к сожалению или к счастью.
Сохранить можно дух, идеи. А сохранить течение той жизни, построение театра, которое было, это невозможно сделать, даже если бы я имел такое желание или кто-то другой. И, соответственно, тогда встает вопрос: какой должен быть этот театр? Какой должен быть этот театр?
Я недавно очень подробно перечитал документально, чуть ли не в архивах, историю Сталинградского театра с 1951 года, когда он въехал в это здание, до Отара Ивановича. Он имел в этом городе абсолютно разные периоды: как успеха — абсолютного успеха, так и абсолютного неуспеха. И я считаю, что Отар Иванович, безусловно, наверное, и в силу того, что он кавказец, грузин, он, конечно, в определённой степени был и остаётся (потому что его спектакли живы) таким театральным авантюристом — в хорошем смысле слова. Игрок, который очень тонко, как в казино, когда у тебя последний рубль, поставил на «зеро». Он строил коммерческий театр, такой театр праздника, фейерверк. Особенно, я так думаю, что его аккумулировало на это дело, что как раз почти перед самим открытием НЭТа в Россию, в СССР, хлынул огромный поток коммерческих пьес, которых мы до 91-92 года не знали. Первая — это пьеса Клода Манье «Блэз», и вот после этого Камолетти, Флетчер… Хлынул огромный поток коммерческой драматургии и это попало на его душу, его мозги и его желания. Потому что многие люди, так сказать, имея такой норов, как Отар, они в СССР имели очень большое сопротивление, им очень тяжело было, они не могли заниматься, чем хотели, они не могли зарабатывать деньги, они не могли не давать спектакли. И вот так всё совпало, что он получил вот это поле, которое очень хотел получить, и он начал активно сеять там. И почти все плоды стали всходить, понимаете? Через 5-7 лет, я думаю, он чётко это понял, потому, как я думаю, если бы не получилось, он бы уехал.
Он никогда не мог быть проигравшим и тихонько ходить по углам, чтобы никто не видел. Вот он построил такой театр. Ещё раз говорю: хороший он или плохой – это другой разговор. Я имею в виду в плане оценки художественного уровня того, что было. На мой взгляд, я считаю, было очень много хороших спектаклей, равно как и было какое-то количество неудачных спектаклей.
И вот я задаю вопрос, какой должен быть театр? Вот такой, какой как я рассказывал в двух словах? Такого быть не может. Во-первых, сейчас абсолютно другое время, и уже коммерческим театром в огромном городе сейчас публику не привлечёшь. Потому что сейчас закончилась борьба за зрителя. Понимаете, сейчас зритель определился с приоритетами. Он не телок, которого надо заманить в театр вот этими пьесами или голым каким-то анекдотом. Зритель сейчас самодостаточен, и он определён. Он уже сам ходит, за него не надо бороться, у него есть приоритеты. Соответственно, и абсолютно другое сейчас время, чем в начале 90-х или в конце 80-х, или даже в 2000-х годах — абсолютно другое.
Поэтому, задавая себе этот вопрос, я имею только часть ответов… Я предполагаю, что театр должен… Во-первых, прежде всего, сейчас в огромном дефиците это пища для ума и чуть в большем дефиците — пища для души.
Вот мне кажется, что симбиоз интеллектуального театра с театром — вульгарное слово скажу — «мелодраматическим», и есть та история, которая может привлечь публику. С другой стороны, я понимаю, насколько будет сложным и мучительным переход от коммерческой драматургии, к которой привыкла определённая часть публики, к драматургии несколько другого свойства. Но, тем не менее, я считаю, что это единственный путь, который может переформатировать этот театр и оставить его впоследствии через несколько лет, чтобы это было не просто место, где есть сценическая площадка. Чтобы это было, как было у Отара, только на других пьесах. Это была Мекка. Сюда стремились все — от проституток до руководителей вузов, от бандитов девяностых годов — до администрации. Это правильно, и это нужно суметь сохранить.
Вопрос: каким образом? Я пытаюсь, как бы анализируя, разговаривая сам с собой сейчас, отвечать вам… В коммерческой драматургии человек смеётся непонятно над чем, ему рассказывают два часа длинный анекдот, и он хохочет. Он выходит и забывает, как называлась пьеса, но он получил удовольствие.
Понимаете, вот если человек будет понимать, над чем он смеется или почему он плачет, вот тогда, мне кажется, он захочет прийти еще раз. Это принципиальное отличие построения театра, просто от остановки или зарабатывания денег. Этим отличается репертуар от антрепризы.
В связи с этим встает следующий вопрос: «А кто это будет делать?».
Если Отар Иванович поставил около 90 спектаклей, по-моему мнению, разного уровня — от очень хороших до очень средних, то абсолютно понятно, что я был бы абсолютно полным идиотом, если бы я возложил на себя ту же миссию и начал бы ставить спектакль за спектаклем (это, как минимум, по госзаданию три в год). То есть, это путь в никуда. Поэтому тут же встаёт вопрос: «Кто это будет делать?» — притом, что сразу и отвечает: за это буду ответственен я, а делать будет кто-то другой.
В связи с этим… Опыт восьмилетний моей работы позволил мне иметь определённые связи, говоря советской ещё терминологией, которые могут позволить мне, рискуя, из некоего списка выдёргивать людей, за работу которых я могу отвечать. Это еще более рискованная игра, чем в рулетку. Это уже игра в русскую рулетку с пистолетом и барабаном с одной пулей. Но, тем не менее, другого пути я на данный момент не вижу.
Нет у нас финансовых возможностей приглашать однозначно гениальных режиссёров такого уровня, допустим, как Роберт Стуруа, или Марчелли, или Рома Феодори, или Бычков. Нет этих денег — у них миллион стоит постановка только у режиссёра, полмиллиона стоит художник и, как правило, они все заказывают своего балетмейстера или художника по свету. Таким образом, гонорарная статья вырастает почти до двух миллионов рублей. У нас нет такой возможности. Может быть, она будет через какое-то время, и хотя бы раз в год я сумею пригласить человека вот такого уровня, который даже если сделает неудачный спектакль, но он здесь будет казаться определённой историей.
Поэтому режиссёр, на которого я могу опираться, он должен соответствовать тому, чему я говорил, плюс финансовым возможностям театра. В связи с этим, так как, я ещё раз говорю, я получил предложение 9 ноября, 12 меня назначили, а 28 ноября уже приехал такой человек… У меня было очень мало времени. Первый шаг – он самый опасный. Если кто не знает, на театре висит реклама – это пьеса Жана Батиста Мольера «Плутни Скапена», которая в нашей версии будет называться «Проделки Скапена». Спектакль ставят режиссёр из Казани Рашид Загидуллин с казанским же художником Асель Исмагиловой.
Что получится, мы посмотрим все вместе 14 февраля. Сейчас пауза, к сожалению, возникла в репетиции, но я присутствовал позавчера на одной из последних перед его отъездом и отъездом художника репетиций, недолго, наверное, чуть больше часа, и у меня сложилось позитивное ощущение от того, что там уже происходит. О результате говорить пока очень рано. Потому что его совсем нету, там есть процесс погружения в материал и причём в очень ускоренном режиме.
Мы до конца сезона должны выпустить три спектакля. Вот этот первый, о котором я вам рассказал, выйдет 14 февраля, потому что я уже труппе говорил: театр не может пройти мимо великого русского праздника Дня влюблённых… Родился на Руси этот праздник — я не могу пройти мимо него.
А уже 16 февраля приедет режиссёр, немного известный в Волгограде, потому что он ставил спектакль в Молодёжном театре. И он известен в России чуть больше, чем Загидуллин… Я сейчас впервые озвучу это, через пять минут труппа насчёт обсуждать. Это режиссёр Адгур Кове, который будет ставить пьесу Островского «Гроза». Премьера намечена на 21 апреля. С 18 числа у нас играет театр Ленсовета. Мы должны выпустить спектакль за три дня до Ленсовета или через три дня после.
Соответственно, теперь говоря серьёзно, действительно, о большом празднике всего мира — 75-летия Победы, который будет отмечаться, и этот праздник очень скорбный будет, потому что, как говорят социологи и статистика, это последний юбилей, на котором будут живые ветераны. Мы будем последний раз видеть живых участников войны. Театр тоже не может пройти мимо этого события.
У нас есть Малая сцена, за которую очень радел и пробивал её Отар Иванович… Есть такой драматург Виктор Жеребцов. У него есть пьеса, которая называется «Предатель». Вот это пьеса должна выйти 8 мая на Малой сцене, вот за эту постановку буду отвечать я вместе с художником из Санкт-Петербурга Кириллом Пискуновым. Это камерный спектакль на несколько человек, это почти детектив военный. Пусть слово «предатель» вас не пугает. Там не будет абсолютно никакого другого взгляда на войну кроме того, который должен быть. Потому что чужих, лживых взглядов из Европы хватает сейчас. И моя прямая задача, и всего театра, этой постановкой ещё раз напомнить вот этим господам, которые пытаются оболгать историю Второй мировой войны, с «захватом», «оккупациями русскими войсками», допустим, города Киева, как сейчас это представляется, или с маршами бандеровцев…
Ещё раз напомнить, что это ложь и история войны говорит совсем о другом, и исторические события говорят о том, что если бы не русская армия, и не 9 Мая, жизнь Европы сейчас была бы совсем в другом ключе и свете и, может быть, и наша с вами. Это не пафосные слова, это моё глубокое убеждение.
Дальше. 29 июня у всего театра заканчивается контракт, у меня в том числе. Если он будет продлён, о чём надо думать, значит, тогда встанет вопрос открытия сезона. Я вам сейчас не назову, потому что я ещё не договорился, но я веду разговоры с очень известным российским режиссёром на постановку ещё одной русской классической пьесы. Известно об этом будет в конце января. Открытие планируется, как обычно, в первых числах октября. Вот это что касается того, что будет происходить. Вот эти два названия — «Гроза» и «Предатель» — я озвучил сегодня впервые, об этом пока никто не знал, но теперь узнает, но это как бы уже договорено, поэтому я рассчитываю, что это будет так. Это первое.
Второй вопрос. Театр никак не отделим от понятия артиста… Я имею в виду в плане формирования труппы и работы, взаимоотношений с ней. Я чётко понял, что те люди, которые есть у меня сейчас: трое из них здесь сидит, остальные — кто готовится к сказке, кто покупает крабовые палочки к Новому Году — вот у меня других нет и не будет. И моя святая обязанность – работать именно с этими людьми и при возможности, может быть, точечно, как-то усилить труппу, от кого-то отказаться и кого-то привлечь. Но 90% — это те люди, которые сейчас работают в театре. Других у меня нет и не будет. И не их вина, что они сейчас находятся в таком состоянии — я имею в виду в форме, желании, хотении. Одна из моих задач — суметь их привести в нужную форму и зажечь у них желание работать на благо не только театра, но и волгоградской публики. Вот это моя задача.
И, как ни парадоксально, работая 20 лет в этом театре, я 50 процентов труппы из тех, кто ходит по коридорам, с которыми я здороваюсь и даже с некоторыми из них я пью водку — я не знаю, что они могут на сцене. Потому что одна из неправильных, на мой взгляд… В театре работало 10-12 человек, остальные были на подхвате или в массовке. И я вам говорю серьёзно, ещё даже не тем, которым сейчас по 25, а тем, кому по 40 лет, я про часть людей не понимаю, что они могут. Я просто не знаю, потому что я с ними практически не сталкивался. Моя задача в этих трёх постановках максимально обеспечить каждому из них шанс. У каждого будет один шанс. Кто заиграет — тот заиграет, кто не заиграет — тогда уже я буду вынужден принимать какие-то другие решения. Также у каждого есть право на ошибку, но только на одну.
Вот с таких позиций я размышляю. Вот так.
(Окончание следует)
